《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

- Светлане Александровне сделалось дурно уж три дня как – мучится бессонницей, и всё в полусне да полуяви уж. – донесли с поклоном.

Алексей хмуро вздохнул, заходя в дом.

- Так подите и разбудите! Так ли христианская супруга мужа с ратного поля принимать должна?! – громыхнул Алексей с таким гневом, что Федя аж вздрогнул.

…

- Басманов! – доложил суровый воевода.

В разбитую в поле палату вошёл Фёдор, холодно глядев на соратников своих с пущим презрением, нежели на врагов своих. Высокомерное выражение придавало его совсем юному лику стати.

- Иван Степаныч. – коротко молвил Басманов, отдавая поклон, коий никак не искупал того высокомерия, с коим держался Фёдор.

Тем паче, что юноша виду был, точно не ведает, с чем его вызвали, точно не ведает, отчего один из воевод нынче сидит согнувшись, да придерживаясь за правый бок, а из-под рубахи его выступает чёрное пятно.

Иван Степаныч Согорский хмуро глядел на юношу, прежде чем, наконец начать.

- Твоего прибытия ещё и недели не исполнилось. – произнёс воевода.

- Вы очень славно считаете для ратного мужа. – ответил Фёдор с улыбкой.

Раненный усмехнулся, мотая головою, а Согорский же испытал много больше злости.

- Верно, за то время ты не успел научиться порядку, Басманов. – молвил воевода.

Фёдор развёл руками.

- А ты испросил, с чем Гаврилко ко мне полез? – спросил Фёдор, вскинув бровь.

- Закрой пасть, Басманов! – повелел Согорский. – Гляжу, дерзости в тебе с лихвой хватает на позор что себе, что отцу – ещё детям твоим останется! Вывести его к лагерю, да высечь, чтобы и другим неповадно было междоусобицу разводить!

Фёдор стиснул зубы, когда его под руки вывели прочь. Ратный народ, уж мающийся в ожидание токма и ждал, чем же дело разрешиться.

Руки Басманова вскинули над головою, привязав к столбу, да высекли на глазах у воевод да их оружейников. Бить били не в полную силу, боле для порядку, да тонкая кожа порой и расходилась под конским кнутом.

- И что бы впредь не было распрей! – провозгласил Согорский, подходя к столбу.

Его люди уж ослабили путы на руках Фёдора.

- Я это припомню, Согорский. – молвил юноша, глядя исподлобья на воеводу.

- Надеюсь на то и уповаю. – ответил Иван Степаныч, кинув Басманову под ноги его рубаху.

…

Сам Фёдор не ведал, взаправду ли то, али сниться – рассудок, казалось, изменял ему. Басманов лежал на каменном полу закрыв глаза.

Дверь отворилась, и послышались шаги – то точно был Луговский и верно кто из его приспешников. Об том ясно было Фёдору, даже покуда он не открывал глаз.

- Дышит хоть, Боря? – вполголоса спросил Михаил, притом на латинской речи, не на русской.

Верно, слуга его кивнул, али иным жестом дал ответ. Послышался глубокий вздох Михаила.

- Толку от него нам не будет, кроме как выкупа. – молвил Луговский, всё продолжая нерусскую речь. – Времени у нас в обрез, луна уж всё убывает.

- Проще уж убить его. – ответил Борис.

- Я пока не решился. На смертном одре каков он – вот что надобно выведать. – произнёс Михаил.

Тяжёлые шаги мерно удалились, а за ними громыхнула тяжёлая дверь, и на том силы Фёдора иссякли, и он поддался сладостному забвению.

…

Алексей Басманов сидел подле сына своего. Старый воевода беспомощно созерцал короткие лихорадочные приступы, пронизывающие его чадо насквозь. Фёдор стенал, не приходя в сознание.

Агаша не знала ни покоя, ни усталости. Вновь и вновь она вызывала рвоту у Фёдора, и тот исторгался желчью с тёмной кровью. То приводило в ужас не токма крестьянских девок, но и самого Алексея – будучи человеком ратным да свирепым на ратном поле, он нынче ужасался.

Едва ли Басмана-отца мог устрашить сам вид крови, но собственная беспомощность оковывала его неподъёмными цепями. Алексей смотрел, как сын его борется со страшным недугом, и как холодное дыхание смерти уж окрестило юношу.

Басман-отец уж было сложил руки в замке перед собою, и всей душой пытался отыскать молитву в своём раненном сердце, но не находил. Усмехнувшись какой-то нелепой глупости этой затеи, Алексей опустил руки. Они повисли, безжизненно и безвольно.

Агаша же не сдавалась. Прикрикивая на девочек, что были поистине в ужасе от сего, знахарка не давала спуску крестьянским.

Фёдора поили отварами, притом юноша не был в сознании. Агаша осторожно держала плошку, следя, как бы что не пошло не в то горло. Девки помладше занимались и другим ущербом, нанесённым юноше. Тяжёлые ушибы, но паче прочего – секущие следы от хлыста, а зачастую вокруг кровавой полосы выходили тёмно-лиловые синяки.

- Вытащим Федьку, как же ж не вытащить? – приговаривала она, выжимая полотенца, которыми обтирали пылающий лоб юноши.

Алексей кивал её словам, и всем сердцем воспылал верою в то, притом идя наперекор всякому разуму. Штаден изредка проведывал Басманова, но не решался подойти, ибо не знал пока слов, с какими подступиться.

Для себя немец уж порешил, что всё кончено. С тоской и страшною тревогой глядел он за стараниями Агаши, но про себя всё думал, что тщетны все потуги.