《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Согорский поддёрнул поводья, направляя лошадь свою идти дале. Ступая по тихой улице, не мог князь узнать столицы.

«Где ж народ честной?» думалось воеводе, покуда ехал он вдоль безмолвных улиц.

Наконец, конь его вывел ко двору Сицких. Приняли князя тепло, точно родного. Василий вышел на крыльцо да крепко обнял князя.

- Слава тебе Боже, воротился, да целёхенький! – молвил Сицкий, оглядывая дорого гостя с головы до ног.

- Рад вас видеть, княже. Как ехал к вам, едва признаю Москву нашу. Что же за год сделалось? – спросил Согорский.

- Ты проходи, проходи. – молвил князь, ведя князя ко столу.

Уж и впрямь премного людей были подняты на ноги с раннего утра. Наготовили кушаний, да подавались угощения с пылу с жару. Велел Сицкий достать из погребов терпкий мёд. На белоснежной скатерти уж некуда было ставить угощение, и крестьяне всё выжидали, как можно будет сменить блюда. Разливалось питиё в серебро, на серебре же подавались и дичь, и рыба, пышущая сладким жаром.

Когда Ивана усадили за стол, спустилась к ним Варвара в белом сарафане, исшитого красными узорами. Две косы ниспадали ей на младую грудь, в ушах поблёскивала пара серебряных серёг. На покатых плечах лежал расшитый платок.

Улыбнулся Согорский, глядя на девушку. Ладная, точно лебёдушка, села подле гостя, да всё взор отводит. Была в том некая потерянность. Точно искала у отца ответу, обратила к нему кроткий взор свой. Согорский то сразу заметил, и брови его чуть свелись в хмурности.

Князь же Сицкий не терял радушия на своём лице, и радость его была светлою и искренней, но нынче примешалось к тому и тихое сожаление. Отец глубоко вздохнул, готовясь нести тяжёлые вести дорогому гостю.

- Варь, поди с Марусею прогуляйся. – молвил Василий, собираясь с мрачными думами.

Иван уж нахмурился, да ни слова не молвил, покуда девица не покинула светлой палаты. Согорский всё глядел ей вслед, покуда хватало взору, а уж за тем с уст князя сорвался тяжёлый вздох. Ещё не было молвлено ни слова, но близок был Иван с князем Сицким, да тут уж вовсе немудренно было вразуметь – разговор нынче не из приятных уж будет.

Василий всё не решался заговорить, поджав губы.

- Василий Андреич, выкладывайте уж. – молвил Согорский.

- Да что тут сказать… - вздохнул Василий, стуча по столу пальцами.

- Как есть уж. – Иван пожал плечами.

- Не будет вашей свадьбы. – с трудом молвил Василий.

Воевода хмуро посмотрел на Сицкого.

- Я давал вам слово, княже, - пламенно молвил Иван, положив руку на сердце, - что не трону дочери вашей, покуда на то не будет её воли. Вижу я, что она юна, вижу, не слеп. Я клянусь Господом Богом, клянусь своей честью никогда не делать ей дурного. Коли на то воля ваша – она не покинет отчего дома.

- Вань, я люблю тебя, паче родного сына. – молвил Сицкий. – Но прими мой отказ. Так лучше сделается, прежде всего – для самой Вари.

Согорский сжал кулаки, да злостно цокнул. Взяв чашу, воевода припал к питью. Отстранившись от кубка, Согорский поглядел в стол пред собой. Едва заметно качал он головой.

- Иного зятька подыскали? – спросил Иван, поднявши взгляд.

Сицкий кивнул, и лик его омрачился пуще прежнего.

- Варька его хоть любит? – Согорский поглядел на князя, тот лишь усмехнулся.

- Слюбится-стерпится. – ответил Сицкий, тяжело вздохнувши.

Иван пуще прежнего сделался хмурым.

- Да кто же это он таков? – уж допытывался Согорский.

- Фёдор Басманов. – ответил Сицкий.

Согорский было хотел верить, что ослышался.

- Алексеев сын? – молвил он, и уж хрипло голос его отозвался.

Сицкий кивнул. По виду гостя своего понял князь, что ведает уж Согорский, кто таков жених Варькин. Иван закрыл лицо рукой.

- Опричники ныне у царя в любимцах. – тяжело вздохнул князь, наливая гостю да себе крепкой медовухи. – Явились в дом мой, точно здесь им всё уж на владение передано. И ведь, чёрт бы их, так оно взаправду и есть. Нынче всякий суд гроша ломанного не стоит супротив слова опричника.

В памяти Согорского уж встала вновь пред глазами площадь, и повешенный глядел на него своим исступлённым безумным взором, и пыль поднималась в горьком воздухе, и страшный клич вновь отозвался эхом в его голове.

- Неужто отдашь им Варю на поруганье? – молвил Согорский, и голос подводил князя.

Василий в отчаянии и злости грохнул рукой о стол.

- А каков у меня выбор!? – выпалил Сицкий. – Каков?! То не те люди, коим отказ ведом – они волочат за волосы дочерей и жён, да насмехаются всею оравой чёртовой! Благо, Басмановы не брали дочь мою силою! Да на то есть у них дозволение, от самого царя есть! Каков выбор мой?!

- Я вернулся с ратного поля, весь в крови проклятых латинов, а много злее губители земли русской оно где притаились… - замотал головой Согорский, бормоча то себе под нос.

Иван вновь припал к медовухе, надеясь, чтобы питиё скорее притупила его рассудок. Василий тяжело вздохнул, не находя никаких слов. Сейчас устами Согорского уж говорили страхи самого князя.

- Воля ваша, Василий Андреич. – тихо молвил Иван, вставая из-за стола.

- Вань, не отчаивайся, да не твори чего сгоряча. – молвил Сицкий. – И ради Христа, не вступайся с ними во вражду.