Взор юноши был обращён к поросшему славному лугу, коий уж степенно отцветал своё. Редкие космы высокой колосистой травы уж предались золотой сухости, да пожелтели к осени.
Беспечная, до дерзновенного беспечная улыбка на алых устах юноши пуще прежнего гневала государыню.
- От же полудурок! – усмехнулась царица, стиснув поводья. – И право, Федь, мне жаль, что царь заставил делить с ним ложе. Уж я-то ведаю его нраву.
Фёдор положил руку на сердце, да коротко поклонился, точно внимал предупреждениям государыни. Однако, притом Фёдор не таил, не прятал насмешливого надменного лукавства во взгляде своём.
- Благодарствую за сердобольность вашу. – молвил юный опричник.
Во сердце царицы уж поднялось брезгливое отвращение к юноше. Она с мужицкою грубостью сплюнула оземь, и на лике её отразилась вся неприязнь.
…
На Москву опустилась ночь тихая, безлунная. Звёзды издалека лили холодный свой свет, будто бы с жадности припрятав при себе роскошное своё серебро.
В доме Сицких немало было людей, да не слышно было ни смеху, ни шуму радостного. Напротив – в каждом мрачном углу будто бы поселилось уныние да тоска.
Варя собралась с подругами своими за рукоделием. Уж отплакала девица своё – глаза докрасну довела. Нынче не было сил ни к песням, ни к причитаниям. Молча сидела она, склонившись над своим приданным, вышивая скатерть.
Подле Вари, кроме Оли да Маруси – славных девок, пущай и крепостных, сидела княгиня Евдокия Старецкая, супруга брата царского, Владимира. Семьи их были в особом ладу меж собою, и Старецкие часто бывали в гостях у Сицких, и наоборот. Девушки дружны были, пущай Старецкая была восьмью летами старше Варвары. Немало вечеров они скоротали за рукоделием да за песнями.
Не понаслышке знала Евдокия об участи младшей подруги своей. С тяжёлым сердцем глядела княгиня на юную девицу, да вспоминала свои годы, как сама была отдана под венец.
Супружество было для Евдокии крестом, и крестом тяжёлым. Владимир не был ей мил, равно как и жестокосердная да громогласная мать его, так и деверь её, великий князь всея Руси.
Владимир было не успел к ней посвататься, как об любви его к княжне прознал царь. Иоанн не внял же даже уговорам Курбского – в те времена Андрей был первым человеком при дворе. Приходился же он Евдокии двоюродным братом. Много дружны они были, и все тревоги и сомнения делили меж собою.
Супружество за Владимиром Старецким разлучило их. Евдокия со смирением несла своё бремя, и весть о бегстве любимого брата едва ли не сломило её. Княгиня сделалась с супругом ещё холоднее, нежели прежде.
Князь Старецкий видел страдания жены своей, но было у него никакой власти помочь ей. В приступе отчаяния, Евдокия на коленях молила мужа дать ей свидеться с братом, да тот лишь зажал ей рот, боясь, как кто из домашних то услышит, да доложит о сих речах государю.
Годы шли, и Евдокия свыклась со своей болью, со своею жизнью в нелюбви. Сейчас она глядела на совсем юную Вареньку. Всем сердцем княгиня Старецкая боялась, кабы участь подруги не была хуже её собственной.
Не был Владимир безгрешен – боле всех пороков его было малодушием, тем паче, коли речь шла о матери его Ефросиньи. Матушка его, княгиня Старецкая, нраву делалась всё сквернее. Нынче не давала уж жизни домашним, и сам Владимир уж бывало страдал от воли её жестокой.
Старая княгиня невестку откровенно изводила, бранила почём зря, да прилюдно. Не гнушалась и побивать Евдокию, но тут уж Владимир всяко вступался, ежели был рядом.
Вся тяжкая участь её меркла в сравнении с тем, что было уготовано Варе. О Басмане – что об отце, что о сыне – уж вся Москва была наслышана. Василий всякий раз наказывал не ступать за порог, ведая, как эти черти в мантиях чёрных да с собачьими бошками у колчанов беснуются в городе средь бела дня.
Сам Василий Сицкий принимал гостей внизу. То были князь Владимир Старецкий, коий и провадил супругу, да князь Иван Дмитриевич Бельский.
Давно князья знакомы были меж собою, давно дружны были, и ныне князь Сицкий всяко был рад принять у себя старинных друзей своих.
Василий пытался выжечь крепкой водкой всю боль, что сжимало его сердце тугим кольцом. Иван Дмитриевич Бельский пил вместе с хозяином, и был удручён ничуть не меньше князя Сицкого.
Князья в печали были, не отойдя от страшной кончины ратного их друга верного, Согорского. Весть о бесславном его, отчаянном самоубиенстве потрясла князей. Бельский не успел и свидеться с Иван Степанычем, как тот вернулся с поля ратного.
Ныне уж новое несчастье подступилось к порогу, и всё ждало часу своего.
- Что из Степаныча муж бы славный вышел для Вари – готов руку дать на отсечение. – тяжко вздохнул Бельский. – От же… видать, латины были милосерднее, нежели твари злостные, что у царского престола на цепи сидят…
Василий провёл рукой по лицу, выпив водки. Пуст взгляд отцовский, пуст и холоден, точно та беззвёздная глухая ночь за окном.
- На кой чёрт полез к разбойникам этим… - процедил Сицкий, зажмурившись. – Паскуды подлые, что б их…