《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Всяко же, в тот утренний час опричник и владыка взирали друг на друга. Фёдор глубоко вздохнул, положив руку себе на сердце, да склонил главу.

С колокольни раздался громовой раскат самого большого колокола.

…

После венчания гуляли у Сицких. Новобрачных, да родителей их славили все наперебой. Василий закатил поистине славный пир – ничем не обидел гостей – ни вином ни угощением, ни музыкой али потехами. Ко двору уж свезены были и девки славные, ибо давал намёки Басман-отец, мол, подумай, чем братию задобрить бы, помимо питья да кушаний.

Фёдор с Варею сидели почётно во главе стола. Подстелили им шкуру медвежью, чтобы крепка семья была, чтобы в ладу жили.

Разгулялись, равно что со стороны жениха, что со стороны невесты. Шуму стояло на всю Москву, да всё будто бы во мгновение стихло, как на у ворот прибыл сам владыка. Одеянием своим сокрыл царь всякие свои чины, всякое свою благородство. Рубище его простое, да чётки деревянные, и токма крест златой на груди выдавал уж, что явился к ним вовсе не странник, не монах во строгой схиме, али ещё какой бродяга.

Василий принял гостя, предлагая отведать угощений, да царь же явно не был в духе праздновать. Мало кто ведал, отчего переменился владыка – ибо накануне паче прочих ратовал за славные гуляния. Нынче же бессонная ночь, али иная скорбь, окутывала сердце владыки.

Иоанн оглядывал застолие, и пущай на устах царских оставалась улыбка, уж больно недоброй она была. Взор очей царских горел тем же огнём, какой воспылал в них накануне жестокой расправы, лютой казни, но никак не на пиру.

Фёдор заметил ту перемену – ещё накануне свадьбы Иоанн был беспечен, как казалось юному жениху – слишком беспечен, коли речь заходила о грядущем торжестве.

- И чего ж царю неймётся-то? – спросил Малюта, обратившись к Вяземскому.

Афанасий утёр усы, поглядывая в сторону государя.

Не слышали опричники, о чём толкует владыка с Сицким князем, да видели, как Иоанн скоро перебирает чётки – то верный признак, что нынче владыка ох и в прескверном же расположении духа.

Афанасий украдкой глянул в сторону новобрачных. К Фёдору склонился дружка его, немец, да что-то нашёптывал ему. Басманов же, внимая сказу Генриха, иной раз нет-нет, да и поглядывал на царя.

А меж тем и перевалило за полдень. К Басману-отцу подошёл один из конюших, что ждали снаружи. Алексей уж был изрядно весел, испив сполна угощений княжеских. Лишь парой слов Басман перекинулся с холопом, да прегромко присвистнул.

Вечеряющие тени протянулись полозом по земле, когда гулянья перешли в поместье Басмановых. Путь неблизкий лежал – дорога отняла порядка нескольких часов. Будь толпа пособраннее, да чего греха таить – не столь уж выпившей, верно, быстрее добрались, но нынче уж как есть.

Крестьянские вместе с хозяйкою-барыней, Светланой Александровной уж ожидали, как нагрянет.

Фёдор помог спешиться невесте, взводя её на крыльцо. Варвара подняла кроткий взор на свекровь. В матери Фёдора угадывала она черты супруга своего – брови соболиные, гнутые, нравные. Бела лицом Светлана, да волосы черны как смоль – едва и выбились пара прядей из-под расшитого платка. Женщина она была видной что ныне, в годах жатной осени своей, что двадцать лет тому назад, когда просватана была да отдана за Алексея Даниловича.

Взгляд у барыни был холодный, пронзительный. Юной невестке сразу сделалось не по себе. Упала Варвара в поклоне в ноги свекрови, да Светлана подняла девицу, чуть придержавши за плечо.

- Экую ж ухватил! – громыхнул голос Басмана-отца.

Алексей взошёл на крыльцо, опершись рукой о перила, да оглядел жену, залюбовался. Свекровь благословила молодых.

Гуляния продолжились во дворе – никому не охота была заходить в терем, покуда такое раздолье!

Государя, верно, и впрямь ожидали на свадьбе, ибо было уготовано особое место, притом не лишь для Иоанна, но и для царицы, и для царевичей. Занял место своё владыка, так подле него особые слуги и прислуживали, у коих не было боле никакого поручения.

Сам же великий князь, не переменявший скромного своего одеяния, верно, вовсе и не примечал холопов, что с замираньем сердца бдели, кабы волю царскую исполнить. Много боле занимался Иоанн, внимая песни юного Басманова.

В поместье держались гусли, едва ль уступающие тем, что бренчали на царских пирах. Фёдор затевал простецкие песни, чтобы уж что братия, что друзья Сицких могли подхватить, и всяко Иоанн внимал лишь одному голосу. И то не было столь уж сложно для владыки – пьяные басистые раскаты будто вовсе меркли, стоило Фёдору раскрыться да распеться. Юношеский голос силён был, силён да звонок.

Притом, плясали и девицы из крестьянских. Ко свадьбедному застолию сыскали самых ладные да бойких на пляски. Фёдор же с лихой удалью кружился в ихних хороводах, и сам пребойко подыгрывал, да распевался с ними.

- Вдоль деревньки реченька течёт,

Чёрны волны плескаются,

Вдоль деревеньки, вдоли родной

течёт, течёт, да не кончается.

Душенька мятежная лишь о нём поёт,