- Боле не заставляй меня выбирать между долгом и милосердием, - молвил владыка, - Ибо тебе ли не знать – немилосерден я.
Владимир глубоко вздохнул, внимая царской речи.
- Я не в силах отплатить тебе за это добро и великодушие, брат, - произнёс князь, мимолётом поглядев на жену свою, сокрытую прохладной тению.
- Я знаю, - заметил Иоанн.
Он не таил гордой да лукавой улыбки на своих устах.
- Ежели я могу служить тебе, лишь молви, и я… - князь был перебит жестом.
- Приглядывай за супругою своей, - произнёс Иоанн, - Она из тех, кто не боится огня. Как бы то не сгубило её.
Владимир сглотнул, и тревога мелькнула в его очах.
Иоанн обнялся на прощанье с братом, подал руку княгине. Евдокия припала в поцелуе к перстню и молила небеса ниспослать благо на великого царя.
На сим Старецкие покинули Кремль.
…
Приближающаяся фигура отвлекла владыку от тяжёлых дум. Царь сразу узнал Фёдора по праздному его шагу.
Иоанн поднял взгляд, и юноша сел на скамью беседки подле государя. Белые руки Басманова ловко переплетали сочные стебли полевых цветов меж собою, собирая их в венок. Владыка любовно поглядывал на то, и очи его озарялись светом.
- До последнего не ведал наверняка, как ты поступишься, - молвил Фёдор.
- Как и я сам, - усмехнулся царь.
Басманов с улыбкою возложил венок на свою главу. Отрадно на то глядел Иоанн, неча и говорить. Васильки с робкими ромашками согласно трепетались от каждого шевеления юноши.
- Думал, - продолжил Басманов, - вы не столь уж и близки с вашим братом. А с женою его и подавно.
- Бывали дни, мы и впрямь были ближе, - тяжело вздохнул Иоанн, - Но всяко, я не никогда не искал с ним ссоры, как бы об том не молились земские крысы.
- К слову, о крысах, - молвил Фёдор, постукивая пальцем по своему подбородку, - князь Бельский тоже в этом замешан. Видать, много боле, нежели Евдокия.
Иоанн поглядел на опричника, едва поведя бровью.
- Что с ним поделать? - прямо вопрошал юноша.
- Сдаётся мне, Басманов, - протянул Иоанн, поведя рукою в воздухе, - не простой гибели просишь.
Фёдор, верно, польстившись, пожал плечами.
- Чего ж ты, бес чернобровый, уготовил Ивану Андреичу? – вопрошал Иоанн.
- Казнить всяко успеем. Прошу лишь быть палачом, как время придёт, - скромно молвил юноша, кладя руку на сердце. – А пока, как видится мне, живьём он боле сгодится, нежели почившим.
- Быть по сему, - согласился владыка.
Фёдор широко улыбнулся, на мгновение прикусивши губу, будто уж предвкушая славную расправу. Иоанн цокнул, точно в укор, да мотнул головою. Пристальный пылающий взор скользил по белому лику Басманова.
Опричник подался вперёд и прищурился лукаво, до бесовского хитро.
- Отчего же Господь Милосердный, - молвил Иоанн, обхватывая лицо Фёдора за подбородок, - одарил тебя светлым умом да красою, и силою, но не добрым сердцем?
- Есть много боле ценный дар Небес, свет очей моих, - едва молвил юноша, как царь посторонился, уж жаждя внять ответу.
Лукавая усмешка скользнула на устах Басманова, и он помедлил, прежде чем продолжить.
- Милость твоя, добрый царь мой, - прошептал Фёдор.
Иоанн усмехнулся, привлекая жестом опричника к себе, да едва Басманов поддался, царь охватил затылок юноши.
- Уж точно то послали не Небеса, Федюш, - привлекая слугу боле к себе, и запечатлел поцелуй на шее, подле уха юноши.
…
- Молю, не кори меня, - твёрдо молвила Евдокия, и жест её точно твердил, чтобы супруг не смел ступить ближе.
Владимир вздохнул. Смиренно кивнув, он сел на почтительном расстоянии от супруги, да провёл рукой по лицу.
Быть может, князь Старецкий и вознамерился к тяжкому разговору с женою, быть может, он истинно желал прийти за истиной, и добиться её, но едва он увидел супругу и всё разбилося.
Её лицо белое от ужаса и тревоги, её взор, стыдливо смотрящий ниц. Не мог князь гневаться на супругу, тем более ныне.
- Голубка, лишь прошу, молю тебя, не поступай боле так! – взмолился князь. – Не ради меня, да неужто ты себя не бережёшь вовсе?
Евдокия лишь отвела взор, скрестив рука на груди.
- Прошу, не губи себя, - вновь взмолился Владимир.
...
Тёмной нощию каменные стены собора безмолвно внимали поздней службе.
Равнодушные своды не делили прихожан своих ни по роду, ни имени, ни злату. Ничем из сего и не выделялся нынче Иоанн, смиренно прислуживающий, точно послушник из народа.
Тем паче, что младые годы его и впрямь были полны и тяжёлого труда, но и покойного, мирного созидания в церковных стенах. Ставши царём, великим владыкой, царь всё ещё находил утешение в службе Господу. Откинувши всякую гордыню, сложив злато и меха, Иоанн, будучи простым смертным, греховным, подметал собор, внимая тихим песнопениям.
Подле же него мерно ступал скромный старец Филипп, снимая талый воск, что громоздился капля за каплей.
Царь и священник в безмолвии несли службу свою, пока Иоанн не остановился. Он глядел на духовного отца своего, точно ожидая, как тот даст ответ, наставление, хоть слово утешения, но того не наставало.
- Зачем же ты супротив меня? - тихо вопрошал владыка.