《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

- Не был, и не буду никогда я супротив тебя, Иоанн. Но зачем же ты против народа своего, вверенного тебе самим Спасителем? - молвил Филипп.

Иоанн тяжело вздохнул, в мольбе возводя очи к высоким куполам.

- Мне не знать твоего креста. - это признание, верно, далось тяжело государю, - Тебе не ведать моего. Не трогай мою братию, и она не тронет тебя. Церковь осиротела. Прими же чадо отвергнутое. Это твой крест. Прими его. И дай зарок молчать об опричнине. Я пришёл к тебе, как раб, как послушник, и прошу занять твоё место. Кто, ежели не ты?

Филипп тяжело вздохнул, сокрушённо мотая головой. Много слов стояли на устах старца, но толку нынче в них не было.

- Или ты нашёл, на кого свалишь крест свой? - вопрошал Иоанн.

…

За утреннюю трапезой братия притихла.

Что-то гложило великого царя, то сразу было видно. После короткой молитвы Иоанн осенил стол крестным знамением, но сам к еде не притронулся. Владыка хмуро глядел на опричников, и усмехнулся собственной мысли.

- Быть может, - произнёс владыка, взмахнув рукою, - кого из вас наречь митрополитом?

Братия молча переглянулась меж собой, уж прикинув, что, верно, вести недобрые от отца Филиппа пришли.

- Быть может, - Иоанн остановил свой взор на Вяземском, - ты? Не хочешь ли служить Господу и нам?

- Премного чести, государь, премного, - молвил князь, мотая головою.

Иоанн глубоко вздохнул, пожавши плечами. Царские пальцы постукивали по столу, а тёмный взор снисходил с одного опричника на иного.

…

На улице разошлись гуляние в преддверии Успенского поста. На площади гуляла ярмарка, развесёлые скоморохи шныряли меж торговых лавок, забавляя люд честной.

Праздная ребятня разбегалась с визгом в стороны, норовя удрать от рогатого скомороха с грузными копытами да волочащимся по земле хвостом.

Дело шло к полудню. Жара сморила игрища. Дураки снимали душные одежды, отдыхая в тени, ведь вечером ещё предстоит славная работёнка.

Средь этой пёстрой толпы Иван Колычёв выискивал своего малолетнего сынишку.

- Сёма! – кликал Иван, поглядывая по сторонам.

Духота тяготилась поднятою в воздух пылью. Колычёв снял флягу с пояса и протянул скоморохам, давая утолить жажду.

Мальчишка сидел подле дураков разодетых, да повёл головою, заслыша батюшку своего. Скоморох, что сидел подле Сёмы, принял флягу, которую передавали из рук в руки. Он встал в полный рост, оправляя длинный сарафан, да снял маску, чтобы испить воды.

Сделав два глотка, юноша передал флягу обратно Колычёву. Иван бросил беглый взгляд на скомороха, так и обомлел. Сразу же Колычёв спрятал сына за спину, признавая Фёдора Басманова в этом шутливом облачении.

Иван тотчас же нахмурился, не ожидая застать здесь столь видного опричника.

- Благодарствую, - молвил Фёдор, положа руку на сердце. – изволь же и мне угостить тебя. Знаю местечко славное. Туда лучше без детей наведаться.

Басманов кивнул на мальчонку. Колычёв хмуро смотрел на опричника, и всё пребывал в замешательстве.

И всяко же, Иван доверил отрока своего ратным людям, а сам же решился следовать за опричником. Боле всего Колычёв страшился угодить в западню – авось, сведёт нынче в переулок, да прирежут, как собаку, и поминай как звали.

- Да поболтать хочу с тобою, - усмехнулся Фёдор, видя, сколь суетно глядит по сторонам его спутник.

- Ты же опричник? – вопрошал Колычёв, поглядывая на двор, в который они зашли. – Фёдор Басманов?

- Ох уж эта слава… - вздохнул Фёдор, расстёгивая ворот наряда своего.

Иван заметил, как во дворе, подле дерева сидит фигура другого опричника. Колычёву сразу не понравилось ни чёрное облачение его, ни сабля, которую он затачивал.

- Что тебе нужно? – спросил Иван у Фёдора.

- Сбавил бы ты вражду свою, - заметил Басманов, - я тебе немало услужил, весь день возясь с сынком твоим. Славный малый.

Взгляд Колычёва сделался боле хмурым, но Иван не произнёс ни слова. Фёдор глубоко вздохнул, да отмахнулся.

- От же и скучный же ты, - молвил опричник, - Что ж, изволь же к делу. Твой дядя, отец Филипп, чего ж нос воротит?

- Он честный человек. Не гоже ему браться за дело, да поступаться супротив совести. Он не отступиться в проповедях своих. Мало осталось соли земли русской, чтобы обличать злодеяния опричников. Отец Филипп не отступится от истины.

- А ежели он, отступившись, жизнь чью-то сбережёт? – вопрошал Басманов, прислонившись к бревенчатой стене.

- Меня, дурака, запугать легко, - произнёс Колычёв, - но не Филиппа. И ежели вам, палачам царским, доныне не удалось, то уж и вовек не удастся.

- Ты и впрямь решил, что я запугать кого хочу, вырядившись эдак? – усмехнулся Фёдор, оправляя рукава бабьего наряду. – Али больше похоже, что прошу тебя?

Холодный взгляд Ивана лишь изредка поглядывал на фигуру в отдалении, но боле же всего он глядел на Фёдора.

- Знал бы ты, как царю-батюшке нужен духовный отец, - глубоко вздохнул Фёдор, - Пущай же Филипп примет чин, что по праву его.

Не было видно, чтобы Колычёва проняли речи опричника.