《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Басманов с улыбкой отдал поклон, опустился на колено и припал в поцелуе к царской руке. Поднявшись, Фёдор прошёл вдоль стола, да стянул чашу прямо из-под носа Штадена. Басманов тотчас же посторонился, уж упреждая выпад немца. Генрих был проворен, но всяко, юноша успел залпом допить крепкий мёд, прежде чем Генрих ухватил его за шиворот.

Фёдор засмеялся, да бросил кубок на пол, и сталь гулко отозвалась, упавши о каменный пол. Прежде чем отпустить Басманова, немец нехило потрепал друга по голове, немало спутавши и без того шальные пряди. С какой-то нерусской присказкой Генрих отпустил Фёдора, и даже чуть оправил летник, расправив примятость.

Они коротко обменялись латинской речью, и Фёдор покинул застолье.

Выйдя во двор, Басманова пробрала дрожь от хлынувшей к его телу прохлады. Фёдор чуть растёр свои руки и спешно пришёл к конюшне.

- Что случилось, ну? – вопрошал Фёдор, подходя к своей Данке.

Опричник заслышал её голос ещё на пиру. Он точно знал нраву своей любимицы, и не была никогда лошадь брехливой. По сему и смутился юноша, заслышав Данку.

Конюшие переглядывались меж собой, готовые внимать приказам опричника.

Фёдору же до крестьян не было никакого дела. Он обнял свою Данку и нежно гладил её по шее, морде, по тёплому носу, и тихо болтал с нею, как с разумною.

- Что не так? – спрашивал Басманов, ласково трепля гриву.

Так и не понял юноша, что встревожило его любимицу, да только тревога унялась, и Данка сделалась смирной, и боле не звала никого.

- Али попросту соскучилась, а? – усмехнулся Фёдор, перебирая чёлку лошади, - Ну-ну, не балуйся. С утра поедем, обещаю.

На сих словах Данка резко выдохнула, вызвав детскую радость на лице Фёдора.

- От и славно, подружка, от и славно, - Басманов напоследок похлопал лошадь по крутой шее.

Выйдя с конюшни, юноша уж было собрался скорее воротиться на пир – всё же легковато был одет, и жар давно оставил его тело.

Да токма чуйка одёрнула его, и Фёдор глянул куда-то за угол, как сердце его замерло. Юноша тотчас же прижался к стене, как бы его самого оставили б незамеченным.

Фёдор с замиранием сердца вглядывался в полумрак, разглядывая фигуру мальчишки. Последние сомнения отпали, когда ребёнок обернулся, и юный опричник увидел лицо.

То был чёртов сынишка Колычёва. Басманов ужаснулся, видя этого мальчишку при дворе, но пуще прежнего подступил хлад к сердцу юноши, когда мальчишка обернулся, точно его кто окрикнул.

Подле мальчугана стояла тяжёлая фигура Малюта. Скуратов, верно, приглядывал за мальчишкой, чтобы тот, и впредь, оставался незамеченным.

Фёдор сглотнул вставший ком в горле, и в памяти его ожили слова Скуратова.

«Поди, травили её… От дознаём нынче, беседуем по-свойски… Мало ль – авось, есть в чём покаяться?» пронеслось в голове Басманова.

То, что мальчишка Колычёв жив – и без того скверно, и чёртов Скуратов тут как тут.

Фёдор сам не заметил, как прикусил губу до крови, и взгляд его беспокойно бегал из стороны в сторону.

Воротившись на пир, Фёдор казался пуще прежнего развесёлым. Юноша громко присвистнул, видя, как без него уж затеялась схватка. Генрих сцепился с кем-то из крестьянских, уж явно забавы ради – немец широко улыбался, подзывая соперника на своём наречьи, и уж готовясь большой охотой продолжить мордобой.

Холоп был мужиком здоровым и мордатым, да видать, его и напоили славно, что уж всяко не ведал страху сцепиться с опричником.

Фёдор с большим оживлением глядел, как занимается драка, обходя шумное пиршество.

Когда крестьянин обрушил Генриха об стол.

Фёдор прильнул к столу с обратной стороны, вытянул полотенце из-под тяжёлого блюда, спешно отёр пот и кровь с лица Штадена. Хлопнув друга по плечу, Фёдор шепнул ему пару слов, вызвав у немца ухмылку. Басманов, верно, чем-то раззадорил наёмника, отчего тот с пущей яростью вернулся в драку.

…

Малюта провёл утро в тяжком ожидании. Отчего-то посланные холопы где-то запропастились.

«Привести мальчишку – эдакий труд!» негодовал про себя Скуратов.

Мальчишку этого поймали за руку, как тот в погребах кувшин обтёр едкой дрянью. В потёмках сырых подвалов и впрямь у него тайник целый был припрятан за рухлятью. Верно, что не впервой сим промышляет мальчуган.

То сразу доложили Малюте, и опричник пригрозил каждому язык клещами вырвать, коли проболтаются о мальчишке.

Ой и много ж уговоров применил, чтобы с мальчиком разговориться, чтобы убедить Сёмку Колычёва признаться, кто он и роду какого, и кто надоумил его от так вот поступиться.

Лишь когда Скуратов заверил, что он и поручил сберечь мальчишку от гнева царского, токма тогда и изложил Сёма, как он бежал с усадьбы отцовской. Назвавшись холопом Бельского, воротили мальчишку князю земскому. Иван и надоумил мальчика, как сможет Сёма отомстить за отца своего, и за всю кровь неповинную, пролитую на земле русской.

Внимал Скуратов рассказу мальчишки, да припоминал наверняка – за Колычёвыми посылали Фёдора Басманова.

«Ты ж у нас воин славный, Федюш,» думалось Григорию, «Неужто с мальчишкой не совладал? И прежде ж рука не дрогнула ни пред детьми, ни пред бабой али стариком, а нынче ж что?»