- О крайнем подарке вашем. Шестого дня. – ответил Басманов.
Иоанн замер. Пальцы его пару раз мерно постучали подлокотник кресла его, да тотчас же и замерли. Царь закивал и велел жестом юношу умолкнуть, поднимая руку свою в воздух.
- Что ж, Федя, надеюсь, дар мой пришёлся тебе по душе. – ответил царь, и голос его точно вновь переменился.
Ныне полон он был незримого огня, который сейчас лишь отдаёт слабым жаром, но которому суждено разверзнуться огненной гееной. Фёдор с улыбкою отметил перемену ту в голосе, хотя и не ведал мотива, не ведал движений души Иоанна. Он слышал лишь то, что мужчина перед ним в одеянии, точно у смиренного убогого, что эта фигура, молящаяся в полумраке ночи и есть царь всея Руси, и иного нет никого над ним.
- Благодарю вас, великий государь. – произнёс Фёдор, и отдал земной поклон.
…
Заря робко занимала ночной небосвод. Ранние утренние звёзды ещё не сошли, и плавно терялись на всё боле и боле светлеющих небесах. Точно кому-то не хватало света, и он своею незримой рукой отвёл тот предрассветный миг все облака прочь, чтобы снег искрился мелкою россыпью под лучами.
Точно вся природа разом застыла – реки были схвачены ледяными оковами. Вода на отмелях промёрзла до самого дна, а на поверхности рисовались кручёные узоры. Мороз выписывал тонкую работу, что была похожа на пышные перья диковинных птиц. Рисунки разрослись по камням, которые были слишком высоки, чтобы пелена снега могла укрыть их.
Первые лучи зари робко касались тех узоров. Солнце, ещё мягкое, не проснувшиеся, медленно скользило вдоль витиеватых линий. Свет струился, точно студёная вода в устье реки повторяет направление течения, так и сейчас в морозных узорах разливалось нежное злато рассвета.
Большой шар, преисполненный роскошного жаркого дыхания, поднимался над чёрною полосою леса. Длинные голубые тени растянулись к западу.
С колокольни собора взору открывался неписанный простор. Терема да дворы слободы точно дремали, укутавшись голубоватым снегом. Маленькие чёрные точки тихонько вылезали из своих домов, корячась под тяжёлыми тюфяками али изогнутыми коромыслами с вёдрами. Редкие всадники нарушали покой в то утро.
«Пора пробудиться…»
Хор церковных колоколов возвестил Слободу о заутренней службе. Заливистый звон разливался в воздухе со светом, что наполнял это морозное безоблачное утро.
«Давно пора очнуться ото сна…» думал Иоанн, касаясь перстнями своими переносицы.
…
Широкие шаги доносились по коридору. Быстро проходя меж высокими сводами, мужчина уж было сбил дыхание, но не смел останавливаться. В своих руках он нёс бумагу, прижимая его крепче к сердцу. Послание было запечатано, и клеймо мелком отблескивало в факелах.
Мужчина был среднего роста, сложен славно. С его одежды сыпался снег, который он не успел отряхнуть, спешно мчась по лестнице.
Он снял шапку с головы своей, медные кудри его ниспадали ему на плечи. Обветренная кожа хранила румянец, что навлёк мороз, но и с тем можно видеть было, как мужчина бледен. Оттого усы и борода его казались темнее.
Хмурый и сосредоточенный взгляд мятежно бросался из стороны в сторону, а лоб его рассекала тревожная морщина.
Наконец, он предстал предо дверьми, окованные железом. У входа встретил его Малюта, обличённый, по уставу, в чёрное одеяние поверх шёлковой рубахи алого цвета. Опричник был при оружии, и за широкий пояс заткнул саблю, что едва не касалась каменного пола.
Суровое лицо опричника походило супостью своей на медведя, но не был мужик ни зол, ни гневлив. Напротив, с улыбкой встретил он князя, широко раскрывая свои ручища.
- Здорово, Вань, здорово! – радушно молвил Малюта, обнимая князя да прихлопнув пару раз по плечу.
Отстранившись, опричник оглядел князя с головы до ног. Пришедшему объятья не были неприятны, но по взгляду его да по манерам видно было, что не ждёт дело его.
- И я рад видеть тебя в здравии, Гриш. – ответил Иван, всё глаза воротя на дверь. – Государь у себя?
- Погоди, принимает ныне бояр думных. – молвил Малюта, мотая головою.
- Но царь сам велел мне явиться в письме. – произнёс князь и полез рукою во внутренний карман своего кафтана, да остановил его Малюта, опустив поверх руки его свою тяжёлую руку.
Замотал головою опричник.
- Ныне государь совет держит. – твёрдо произнёс Малюта. – Никак не выйдет.
Голос его утратил всякую простецкость. Не повышая голоса, звучал он жёстко, и речь его возымела мрачное действие на князя. Иван шагнул назад, точно неведомая сила толкнула его к тому.
- Тебе ли, Малюта, опричник государев, не знать, что про про меня да семью мою толкуют? – спросил князь.
- Не ведаю, Вань. – Малюта пожал плечами и помотал головою своей, да с такою простотой, что диву дался князь.
- То бишь, брата моего, Василия, не припоминаешь, Гришка? – спросил князь.
Много желчи, но вместе с тем и тяжёлого горя пронеслось в словах тех, брошенных, точно глупая шутка.
- Да вроде и припоминаю вас, Кашиных… Меньшой брат твой, Васька этот? – спросил Малюта, почёсывая рыжею бороду свою да взгляд прищурив.