《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

- Да я ж лишь уберечь хочу державу, да и тебя, упрямец-то ты неисправимый! – точно оскорблённая, воскликнула Ефросинья. – Не друзья тебе свора эта, ой не друзья!

- Попридержи язык, - голос царя сменился, утратив насмешку свою, стал боле жёстким, но ещё не повышал тона, - я каждому в братии своей готов доверить жизнь свою.

- От, слышал? – усмехнулась княгиня, воротясь ко сыну своему. – Братия!

Женщина уж и всплеснула руками.

- Набрал заместо соли земли русской злодеев да воров, и ещё богохульничает! – не успела Ефросинья и речи своей закончить, как резкий удар посоха об пол прервал её.

Умолкла, ибо при всей дерзости своей в обращении с государем, имела она хитрость змеиною али лисью, и грани переступать не смела, да завидев, как в ярости государь сжимает посох свой, не смела молвить боле.

Принялась она за трапезу, будто и не было ничего. Царь хранил молчание, и взгляд его, тяжёлый и грозный, плавно опускался на старуху. Думы государя полнились замыслами, да оставались уста его сомкнутыми, хоть и проступала на них тихая, да лукавая улыбка.

Как окончилась трапеза та, безмолвная и мрачная, так отдал Иоанн приказ жестом – вскинул руку в перстах царских. От того поднялся из-за полумрака средь музыкантов один из ряженных, что разодет был, да не играл, а лишь сидел, закинув ногу на ногу, и хоть лицо его было спрятано за маской расписной, видать, во внимании был слуга сей всё время трапезы.

Волоча по полу длинные косы, что закреплены была на маске, ряженый слуга раскланялся перед княгиней и сыном её, да спровадил их к выходу, ведя в покои, уготованные им по царскому приказу.

- Сучий же ублюдок… - сквозь зубы процедила старуха, ступая по расписным коридорам.

- Отчего же? – вопрошал сын её. – Видать, от всего сердца нынче принял нас.

- Много понимает пустая голова твоя! – Ефросинья всплеснула руками. – Али забыл уж об опале да изгнании?

- Так уж два года как миновало, доколе поминать будешь? – вздохнул Владимир, мотя головою.

- Ты глянь на него! – усмехнулась старуха, разводя руками, да уперев их в боки.

Остановились они посреди коридора.

- Не далёк тот час, и снова по наветам псов его брехливых вновь сыщем мы опалу! – наставляла Ефросинья. – Ступаешься ты за братца своего, а он, думаешь, ступится? Как бы не так! Есть у него друзья! Свора эта богомерзкая! Гойда, гойда! От тебе и семейные узы! Попрал он любовью нашею, как в изгнание сослал нас! И вновь сошлёт, уж поверь старушке своей! Добра же лишь прошу для тебя, токма добра!

- Не кончится добром, ежели грех на душу брать придётся! – воскликнул Владимир, как мать его тотчас же метнулась к нему да закрыла рот ладонью.

В ужасе огляделась по сторонам – никого, кроме скомороха бесполезного не было подле их. Чуть отлегло от сердца, да Ефросинья всё точно начеку была, но притом отпустила сына, да пригрозила пальцем.

- Не грех то будет, ежели воспрепятствуем мы премного согрешить братцу твоему. – тихо добавила княгиня.

- Не гоже… ой не гоже… - тихо бормотал себе под нос Владимир.

Мать его, видать, не слыхивала, али не хотела слышать причитаний сына.

Меж тем, уж и дошли до покоев. Слуга искланялся, и едва дверь за княгиней и сыном её затворилась, снял маску да убрал свои волосы чёрные с лица, да запрокинул лицо наверх. Глубокий вздох сорвался с уст его, коие засияли насмешливою улыбкой.

Неспешным шагов стремился молодой опричник воротиться к государю. Шёл он, мерно насвистывая, как заслышал тяжёлые шаги да звон кольчуги на лестнице, мимо которой проходил юноша.

- Теодор? – раздался насмешливый голос немца, назвавший Басманова на свой, латинский манер.

Федя усмехнулся, и, завидев премного дивного любопытства в глазах друга своего, обернулся вокруг, давая Андрею разглядеть наряд причудливый. Чужеземец не сдерживал восторга, да присвистнул.

- И отчего же вырядился ты столь пёстро? – спросил Андрей, спускаясь с лестницы.

- Говоришь, будто не к лицу сей наряд мне. – усмехнулся Фёдор, прикрыв лицо маскою.

Андрей уж вновь расплылся в улыбке, да помотал головою.

- Да полно тебе! – со смехом произнёс немец. – На кой чёрт вырядился?

- По царскому велению. – с игривым смирением произнёс Фёдор. – Не в силах я перечить воле государевой.

- И ныне всей братии в бабском платье разгуливать? – усмехнулся Андрей. – Боюсь, не пойдут мне сарафаны.

Басманов усмехнулся, да мотнул головою.

- Нет, доколе мне известно, вам пока гулять в мужском платье не велено. – ответил Фёдор. – А ныне я спешу к государю.

Коротким кивком Андрей отпустил Фёдора, да и сам продолжил путь свой по долгу службы. Тем временем Басманов уж было спешно ступал по коридору. От шага его позвенивали бусы, накинутые на шею его.

Как завидели опричники его, что караулили тронный зал, так и застыли в недоумении да смятении. Ведали они, что к государю ныне Басманов Федька явиться должен, да не ожидали они сего образа.

Стоило юноше-таки пройти в тронный зал, так глянули опричники вслед ему, да после того, не сговариваясь ни словом уставились друг на друга. Всё храня молчание, вздохнули слуги государевы, да и продолжили нести службу свою.