《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Стоял тихий гомон голосов. Соратники Булатова который день опрашивались меж собою, не получал ли кто вестей от Ивана. Опричники же разводили руками, не ведая, что ответить. Боле всех в недоумевал Малюта, с особым пристрастием расспрашивал братию, все лишь руками разводили. По взгляду их можно было прочесть негласный приговор – то пропадали люди и боле видные, нежели Булатов, что и молвить тут?

Фёдор слушал те толки с той же улыбкой, которая была присуща его обычному выражению лица. Когда Малюта опросил и Фёдора с Андреем-немцем об участи Ивана, то Басманов лишь пожал плечами.

- Ведаю я не боле, чем ты. – ответил Фёдор, глядя Малюте в глаза.

На том толк и иссяк.

Покуда не явился светлый государь в величественном и лучезарном облачении своём, братия продолжала переговариваться меж собою, но все голоса во мгновение стихли, лишь образ государя показался в зале.

Братия пала ниц на каменный пол. Иоанн же поднял руку свою и окрестил опричников крестным знамением.

- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. – произнёс Иоанн, плавно водя рукою своей в воздухе, устремляя взор свой куда-то ввысь, точно глядел он сквозь дворцовые стены, сквозь сам камень.

Опричники постепенно поднимались с колен, покуда владыка обходил вокруг стола, отбивая каждый шаг свой ударом посоха. Царь занял место во главе стола, окидывая свою братию взглядом.

- Великий государь. – с поклоном обратился Андрей-немец.

Коротким кивком Иоанн велел продолжить.

- Почтенно передаю вам письмо, владыка. – продолжил чужеземец, доставая из внутреннего кармана послание, принятое от гонца.

Государь было протянул руку, унизанную перстнями.

– От Андрея Курбского. – доложил немец.

Опричники замерли, боясь тронуться с места. Иоанн же слегка наклонил голову да раскрыл шире глаза свои.

Все взоры уставились разом на великого государя. Его молчание страшило ныне боле, нежели громкая брань.

Иоанн коснулся пальцами желтоватого конверта, да что-то сделалось с ним, что взять письма царь не сумел. Бумага упала ему под ноги.

Взгляд свой, медленно наполняющийся горячим безумием, уставился на Андрея. Ноздри вздымались от каждого вздоха.

- Чего ж я стал слаб да немощен… - вздохнул Иоанн, чётко проговаривая слова, стиснув зубы.

На лице Андрея сгущались тревога и волнение. Он бросил короткий взгляд на письмо, потом обратно на государя.

Иоанн кивнул и вновь протянул руку свою, дабы немец вновь вложил в неё послание. Стоило Андрею едва наклониться, опустив взгляд, резкий удар рассёк его щёку да повалил на землю.

Немец тотчас же пытался отползти в прочь, но величественная высокая фигура поднялась со своего трона, в неистовом гневе сжимая свой посох, который уж окрасился кровию. Иоанн вновь замахнулся, и Андрей прикрыл лицо своё и голову, как вдруг пришёлся мимо него.

Когда чужестранец открыл глаза, первое, что пало пред его взором – золотой посох государя, ударивший во всей силе буквально на волосок от головы Андрея.

Затаив дыхание, немец поднял взгляд свой на государя, не предвидя того, что узреть ему пришлось. Меж Андреем и государем стояла фигура Фёдора Басманова.

Юноша одной рукою едва касался посоха, вторую, изогнув в локте чуть приподнял несколько выше груди своей, точно готовясь самому принять удар.

Сам царь был в гневе ровно столько же, сколько в замешательстве. Руки его дрожали ото злости, которая сейчас наполняла жгучим огнём все живы его, всю его плоть.

- Поди прочь. – процедил сквозь зубы Иоанн, со злостию поднимая посох свой.

- Не стоит Андрей гнева вашего, предобрейший наш владыка. – произнёс Фёдор едва ли шёпотом.

- Гнева моего на шкуре своей испытать жаждешь?! – Иоанн схватил Басманова за ворот кафтана его да толкнул в сторону с такою силой, что юноша едва ли на ногах устоял.

Государь уж было замахнулся, чтобы доносчику весь гнев да учинить, ощутил, будто бы посмел кто его остановить.

В гневе обернулся государь – то был Басманов. Схватился двумя руками за посох царский.

- Не ведаешь же, что творишь, вымесок Басманский! – с теми словами царь было хотел вырвать оружие своё, да с первого порыву и удалось.

Но с тем приблизился Фёдор к Иоанну в той борьбе.

- Отчего не молят о милости вас? – тихо произнёс Басманов. – Ныне взываю к милости вашей, к множеству щедрот ваших.

Иоанн слышал слова юноши, через силу внимая им.

- Молю о милосердии, светлый государь. Внимаете вы мольбе моей? – спросил Фёдор, и с тем же отпустил посох.

Юноша был безоружным – будто бы в знак того он несколько развёл руками. Фёдор глядел прямо в глаза царя, в то время как Иоанн боролся с бушующим пенистым океаном ярости и боли, который пробудился от одного лишь имени Андрея Курбского.

Уж рынды было подоспели, да остановил их государь, глубоко вздыхая. Он крепко сжал посох, но уже не как оружие, а как опору.

- На что мне быть милостливым, ежели подле меня столько зла? – спросил Иоанн, глядя на юношу.

Фёдор медленно опустился на колени, чуть склонив голову перед государем. Разведя руками боле, он сложил их на груди, будто бы готовясь к таинству причастия.