《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Мягкий свет из окна едва освещал белую шею, укрытую чёрными лоснящимися прядями волос, руки, небрежно брошенные на ложе. Слегка согнутые пальцы сейчас казались слишком хрупкими для воина. Если бы сейчас Иоанну поведали о ратных подвигах этого юноши, царь бы не смог поверить, даже насилу – до того образ пред ним был преисполнен покоя и нежной неги.

Именно то естество, то тепло от молодого тела, то ровное дыхание твердило в разуме Иоанна: «То никак не взаправду».

Резко сжав кулак, царь прижал его к своим губам и старался вновь выровнять дыхание. Когда государь вновь открыл свои веки, он был один в своих покоях.

Государев взор обратился к окну, от которого веяло прохладой. Иоанн встал с постели, точно стараясь отделаться от жуткого в своей правдоподобности видения.

Горячим лбом припал государь к холодному стеклу, на котором тотчас же осела испарина. Взгляд Иоанна опустился вниз, на резную шкатулку. Хоть там и имелся замок, царь не запирал её. Он провёл кончиками пальцев по крышке, касаясь каждого причудливого витка узоров.

Поддев крышку, Иоанн открыл своему взору драгоценности, что были особенно любы сердцу его. Открылся мягкий тёмно-красный бархат, которым была обита маленькая сокровищница изнутри. Тут покоился серебряный крест на тонкой цепочке. Иоанн положил его на свою ладонь и усмехнулся, вовсе не замечая выступивших слёз на его глазах.

В памяти оживали образы юного и светлого отрочества, как Иоанн не был ни царём, ни самодержцем. Его память милосердно сохранила премного тепла от прикосновения рук его матери. Иоанн помнил, как на его крохотной ладошке крестик матери занимал намного больше места, нежели ныне, в эту мрачную безлунную ночь.

Тут же лежало несколько перстней слишком скромных, чтобы быть роскошным подарком, и явно не подходили по величине своей царю. Эти невзрачные кольца некогда красовались на руках его покойной супруги. Её светлая память до сих пор омрачалась скоропостижной кончиной. На душе Иоанна осталась страшная рана, ибо и по сей день не ведал он наверняка, кем именно была убиенна его душа.

Подле тех сокровищ лежало ещё одно, поблёскивая мелкой россыпью бисера. То был пояс, оброненный Фёдором ещё в Слободе, да сбережённый Иоанном с особым трепетом.

С каждым днём заря делалась всё раннее. Сегодня она застала Иоанна врасплох. Долго ещё оставалось до яркого зарева, но небо заметно светлело. Бисер точно оживал на тёмном атласе.

В окне же появилось нечто сродни тёмной фигуре, и царь тотчас же обратил на то свой взор.

…

Не один государь мучался бессонницей. В своих покоях юный Басманов освоился не сразу. Боле того, накануне обнаружил он пропажу средь вещей своих. Успел проклясть всею бранью нерадивых холопов, которые по нерадивости али, уж не приведи Боже, по злому умыслу, да где-то затеряли пояс из тёмного атласа.

Нынче же ночь навлекала иные мрачные думы на рассудок юноши. На диво самому себе, Фёдор ничуть не был утомлён сим днём. Сна не было ни в одном глазу. Оттого юноша решил и вовсе уж не отходить ко сну, ибо уж сим утром мчаться им по приказу на двор, выметать сор из избы.

Фёдор сидел напротив зеркала, которое не доверил везти никому иному из прислуги, а спрятал у себя, у самого сердца, боясь за то сокровище паче, ежели за серебро али злато.

Басманов заранее послал за чистою водой да свечами. Ему хватало того мерцания огня, чтобы начисто выбрить своё лицо. Нынче делал он то с большею сноровкою, нежели до знакомства с Генрихом. С особым чаяньем глядел он на движенья друга своего, да внимал советам его. Оттого-то в ту ночь управился Фёдор вдвое проворнее, нежели сам на то рассчитывал.

Ополоснул лицо своё, Басманов откинулся назад в кресле своём, запрокинув глаза в потолок. Мысли путались, мешались в единый и нераздельный шум.

Лишь отдельные нити стали проясняться, Фёдор вновь обратил взор на собственное отраженье. Из зазеркалья в полумраке на него глядел юноша с лицом, будто бы лишённым любых житейский страстей.

В изгибе бровей, в рисунке рта, в холодных глазах, смотревшие со снисходительной насмешкой, читалось премного того изящного холода, который окутывает изящные скульптуры далёких южных островов. В тех местах, где лазурь морей бьётся о острые голые скалы. О тех морях безмолвно, да красноречиво могла поведать удивительно глубокая синева глаз. В зрачках отмечалось лёгкое колыхание свечи.

Фёдор постепенно перестал воспринимать тот портрет из зазеркалье инородным, и медленно возвращался к мысли, что это лишь его собственное отражение.

Басманов закинул ногу на ногу, погрузившись в блуждание по душе своей.

- И правда… - думал вслух опричник, разглядывая кольца на своих изящных пальцах.

Юноша нынче не снимал их, ибо точно слышал разум свой, и сердце своё. Что-то из глубины тревожило его, накатывая бурными волнами, отчего юноша точно знал – не заснуть ему нынче.

То незримое будоражило, и вместе с тем предвосхищало неизбежное. Состояние становилось всё более странным и пугающим. Его мысли бились внутри его разума, точно вновь и вновь сшибаясь с холодными пиками, кованных из ледяной тревоги.