Читаем Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве полностью

Мигранты хорошо отзывались о Советском Союзе в том числе потому, что государство брало на себя ответственность за включение меньшинств в жизнь сообщества. Эти положительные чувства сопровождались гордостью за страну и тоской по тем дням, когда мигранты чувствовали себя частью мировой державы, и каждый мог добиться успеха в самом сердце современного советского общества, вне зависимости от происхождения. Азамат Санатбаев и Бакыт Шакиев вспоминали, что во время их военной службы за любое расистское высказывание или поведение можно было получить пятнадцать суток ареста. Они были убеждены, что разделение людей по этническому признаку не было повсеместным, связывали дедовщину или другие проявления дискриминации по отношению к призывникам и солдатам из-за их национальности с прихотями отдельных людей, которые злоупотребляли своим положением, самоутверждаясь или просто потакая своим расистским воззрениям. Учитывая, что жестокая дедовщина была распространенной практикой в советских вооруженных силах, такие нарративы свидетельствуют о попытках мигрантов оправдать государство, которое все же способствовало их интеграции, даже несмотря на его в лучшем случае бездействие, когда дело доходило до проявления расизма[666].

Несколько респондентов, которые учились в ленинградских или московских вузах, подчеркивали, как Хаджиев, что комсомол способствовал взаимопринятию студентов, а иногда и вынуждал их вести себя соответствующим образом. Алексей Юрчак отмечал, что членство в комсомоле помогало студентам понимать государственную политику и различные практики и участвовать в них[667]. Согласно Конституции, каждый советский гражданин имел право стать членом ВЛКСМ, так же как каждый советский гражданин имел право на равное обращение, независимо от национальности. Эльмира Насирова считала, что предоставление права вступить в комсомол любому студенту само по себе предотвращало дискриминацию между ними

[668]. Нерусские студенты занимали руководящие посты в университетских комсомольских организациях. Членство в комсомоле также позволяло преодолевать советскую институциональную и национальную иерархию. Например, Нурланбек Сатилганов вспоминал, как сумел отстоять себя в противостоянии с преподавателем-шовинистом: «Я рассказывал о конфликтах с ним на комсомольских собраниях и отстаивал честь кыргызов. И тогда кого-то в университете серьезно наказали. Я, студент третьего сорта, мог противостоять учителю! [Государство] пыталось заботиться о нас, создавать для нас уют»[669]. А Дамира Ногойбаева выступила во главе учащихся в борьбе с несправедливой, по их мнению, обстановкой в классе. Массовое возмущение студентов вызвало кадровые перестановки. «Только представьте, – с удивлением вспоминала она, – у меня, студентки, была власть над моими преподавателями»[670]
.

Но советская политика равноправия не была уникальным явлением для мира после Второй мировой войны. Западные индустриальные страны все чаще принимали меры для правового обеспечения и социальной защиты меньшинств, которые сталкивались с этническими предрассудками или расизмом[671]. В Великобритании был принят Закон о расовых отношениях, который «запрещал подстрекательство к расовой ненависти и дискриминации» в общественных местах, а в 1968 г. этот запрет дискриминации по расовому признаку распространился на жилые помещения и места работы[672]. Франсуа Миттеран разработал концепцию «многонациональной Франции» со значительными социальными расходами, направленными на интеграцию мигрантов, прежде всего из Северной Африки, в том числе на жилье и образование, вслед за острой расовой напряженностью 1970-х гг.

[673]. В этих и других случаях в Европе изменения произошли благодаря протестам мигрантов и их включенности в мигрантское сообщество и политические организации. Тем не менее усилиям темнокожих иммигрантов из бывших колоний интегрироваться в западное общество противостояла партийная политика. Правые политические партии Западной Европы, в том числе британские консерваторы, пытались сгладить предполагаемое недовольство белого населения, выступая за сужение социально-экономических возможностей и льгот как для бывших подданных империи, так и для других мигрантов из стран третьего мира. Угасла и идея «многонациональной Франции», поскольку общественное мнение во Франции поддержало политиков, выстраивающих антимигрантскую кампанию, и уже в 1980–1990-х гг. они пришли к власти[674].


Ил. 4. XIX съезд комсомола в Москве. Май 1982 г. Источник: Архив РИА Новости / Борис Кауфман [Boris Kaufman]. Согласно лицензии CC-BY-SA 3.0.


Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Холодный мир
Холодный мир

На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально-экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».

А. Дж. Риддл , Йорам Горлицкий , Олег Витальевич Хлевнюк

Фантастика / Триллер / История / Политика / Фантастика / Зарубежная фантастика / Образование и наука