Мигранты хорошо отзывались о Советском Союзе в том числе потому, что государство брало на себя ответственность за включение меньшинств в жизнь сообщества. Эти положительные чувства сопровождались гордостью за страну и тоской по тем дням, когда мигранты чувствовали себя частью мировой державы, и каждый мог добиться успеха в самом сердце современного советского общества, вне зависимости от происхождения. Азамат Санатбаев и Бакыт Шакиев вспоминали, что во время их военной службы за любое расистское высказывание или поведение можно было получить пятнадцать суток ареста. Они были убеждены, что разделение людей по этническому признаку не было повсеместным, связывали дедовщину или другие проявления дискриминации по отношению к призывникам и солдатам из-за их национальности с прихотями отдельных людей, которые злоупотребляли своим положением, самоутверждаясь или просто потакая своим расистским воззрениям. Учитывая, что жестокая дедовщина была распространенной практикой в советских вооруженных силах, такие нарративы свидетельствуют о попытках мигрантов оправдать государство, которое все же способствовало их интеграции, даже несмотря на его в лучшем случае бездействие, когда дело доходило до проявления расизма[666]
.Несколько респондентов, которые учились в ленинградских или московских вузах, подчеркивали, как Хаджиев, что комсомол способствовал взаимопринятию студентов, а иногда и вынуждал их вести себя соответствующим образом. Алексей Юрчак отмечал, что членство в комсомоле помогало студентам понимать государственную политику и различные практики и участвовать в них[667]
. Согласно Конституции, каждый советский гражданин имел право стать членом ВЛКСМ, так же как каждый советский гражданин имел право на равное обращение, независимо от национальности. Эльмира Насирова считала, что предоставление права вступить в комсомол любому студенту само по себе предотвращало дискриминацию между ними[668]. Нерусские студенты занимали руководящие посты в университетских комсомольских организациях. Членство в комсомоле также позволяло преодолевать советскую институциональную и национальную иерархию. Например, Нурланбек Сатилганов вспоминал, как сумел отстоять себя в противостоянии с преподавателем-шовинистом: «Я рассказывал о конфликтах с ним на комсомольских собраниях и отстаивал честь кыргызов. И тогда кого-то в университете серьезно наказали. Я, студент третьего сорта, мог противостоять учителю! [Государство] пыталось заботиться о нас, создавать для нас уют»[669]. А Дамира Ногойбаева выступила во главе учащихся в борьбе с несправедливой, по их мнению, обстановкой в классе. Массовое возмущение студентов вызвало кадровые перестановки. «Только представьте, – с удивлением вспоминала она, – у меня, студентки, была власть над моими преподавателями»[670].Но советская политика равноправия не была уникальным явлением для мира после Второй мировой войны. Западные индустриальные страны все чаще принимали меры для правового обеспечения и социальной защиты меньшинств, которые сталкивались с этническими предрассудками или расизмом[671]
. В Великобритании был принят Закон о расовых отношениях, который «запрещал подстрекательство к расовой ненависти и дискриминации» в общественных местах, а в 1968 г. этот запрет дискриминации по расовому признаку распространился на жилые помещения и места работы[672]. Франсуа Миттеран разработал концепцию «многонациональной Франции» со значительными социальными расходами, направленными на интеграцию мигрантов, прежде всего из Северной Африки, в том числе на жилье и образование, вслед за острой расовой напряженностью 1970-х гг.[673]. В этих и других случаях в Европе изменения произошли благодаря протестам мигрантов и их включенности в мигрантское сообщество и политические организации. Тем не менее усилиям темнокожих иммигрантов из бывших колоний интегрироваться в западное общество противостояла партийная политика. Правые политические партии Западной Европы, в том числе британские консерваторы, пытались сгладить предполагаемое недовольство белого населения, выступая за сужение социально-экономических возможностей и льгот как для бывших подданных империи, так и для других мигрантов из стран третьего мира. Угасла и идея «многонациональной Франции», поскольку общественное мнение во Франции поддержало политиков, выстраивающих антимигрантскую кампанию, и уже в 1980–1990-х гг. они пришли к власти[674].