Читаем Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве полностью

Кавказские и среднеазиатские студенты разделяли негодование ленинградцев и москвичей по поводу того, что африканским студентам предоставлялись различные привилегии, хотя на своем опыте они сами хорошо знали, как к ним относились из-за системы квот в советских университетах. Африканцы получали более высокие стипендии – до 90 рублей в месяц, в отличие от стандартных 30 рублей, которые выдавали большинству советских студентов, и это при том, что они получали также финансирование от правительств их стран[655]. Поскольку кандидаты на обучение в СССР отбирались правительствами африканских стран, в лучшие вузы Ленинграда и Москвы прибывали дети – в основном сыновья – из семей элиты. Возможность часто перемещаться давала африканским студентам неслыханную выгоду: дважды в год они ездили в Западную Европу, что позволяло им покупать пользующиеся спросом товары, от электроники до синих джинсов, и позже перепродавать их советским однокурсникам[656]. Оджагов вспоминал, что африканские студенты относились к другим «высокомерно», и это его раздражало

[657]. Советские граждане с Кавказа и из Средней Азии через противопоставление себя африканским студентам чувствовали большую включенность в советское общество, разделяя его ценности: осуждение иностранной коммерции и плохое отношение к элитам.

Евреи также играли роль в нарративе кавказских и среднеазиатских студентов о включенности в сообщество. Казбеков вспоминал, что в Ташкенте и Ленинграде он часто слышал, что пятую графу в советском паспорте, где отмечалась национальность, – называли «еврейской графой»[658]. Хаджиев считал, что евреи были основными мишенями дискриминации в Ленинграде и Москве, особенно после того, как в 1970-х гг. стало известно, что многие из них эмигрируют в Израиль[659]

. В своем исследовании правых русских в советскую эпоху Митрохин подтверждает, что в крупных российских городах евреи действительно были основными жертвами преступлений на национальной почве[660]. Казбеков признавал тот факт, что предрассудки жителей в Ленинграде и Москве были направлены прежде всего на евреев, хотя он жаловался, что в политике, государственных институтах и в СМИ работали только белые, в то время как представителей народов Средней Азии и Кавказа там почти не было. Айбек Ботоев с чувствами вины и облегчения отмечал, что в его интеллектуальных кругах предрассудки были направлены в основном против евреев. А другие мигранты вспоминали, что анекдоты про евреев были одними из наиболее популярных после анекдотов о северных чукчах[661]. В 1990-е гг. в интервью с кавказцами, жившими в Москве, выяснилось, что те, кто проживал в столице с советских времен, разделяли стереотипы этнических русских о евреях как о самой богатой и влиятельной этнической группе в городе в тот период
[662].

Антисемитизм играл роль общего дискурса для советских граждан, благодаря которому выходцы с Кавказа и из Средней Азии могли почувствовать свою включенность в городское население. Хотя среди интервью, которые мы провели в рамках данного проекта, нетерпимость к евреям лишь дважды косвенно упоминалась приезжими студентами. Ирина Исаакян отмечает, что в позднесоветский период академическая среда стала рассадником антисемитизма[663]. Квоты на прием в высшие учебные заведения почти не распространялись на евреев, у которых не было официально признанной территории в СССР. Довольно часто из университетов увольняли ученых-евреев. Гульнара Алиева рассказала об одном профессоре в МГУ, который ее недолюбливал и смотрел на нее свысока из-за того, что она приехала из Средней Азии. Она задумалась и затем вымолвила: «Теперь я припоминаю, что сам он был евреем»[664]

. Садиг Эльдаров с горечью отзывался о профессоре-еврее, который пытался понизить его успеваемость тем, что постоянно ставил плохие оценки; из-за его обращения Эльдаров стал неуверенным в себе[665]. Никто из респондентов не связывал поведение своих преподавателей с их национальным происхождением непосредственно, но их воспоминания перекликались с подозрительным отношением к евреям в высших учебных заведениях в СССР в целом.

Рассказывая о проявлениях расизма в словах и в действиях в Ленинграде и Москве, мигранты сосредотачивались на чувстве включенности. Каждый пытался понять предрассудки местного населения через призму своих целей и осмыслить свое место в новой студенческой, рабочей или повседневной среде в центрах Советского Союза. Дискриминация в СССР не была такой серьезной и не так сильно задевала мигрантов благодаря тому, что государственная политика формировала разнообразные практики, которые давали жителям южных и восточных регионов статус советских граждан и правовую защиту. Кроме того, советские мигранты чувствовали себя более включенными в общество по сравнению с другими группами населения.

Государство, (не)терпимость к приезжим и дом

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Холодный мир
Холодный мир

На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально-экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».

А. Дж. Риддл , Йорам Горлицкий , Олег Витальевич Хлевнюк

Фантастика / Триллер / История / Политика / Фантастика / Зарубежная фантастика / Образование и наука