Голубая лагуна [сборник]

— Тише, — заметил Тенар; затем, обращаясь к Адамсу: — Берселиус, безусловно, честный человек. В эти охотничьи экспедиции он неизменно берет с собой врача; хотя он и не такой человек, чтобы бояться смерти, но ему круто приходилось без медицинской помощи, поэтому он и берет врача. Платит он хорошо, и в денежном отношении можно вполне на него положиться. В этом смысле дело надежное. Но есть и другая сторона — характер Берселиуса. Компаньону капитана Берселиуса требуется быть крупным и сильным духом и телом, иначе он был бы раздавлен капитаном Берселиусом. Да, он ужасный человек, в некотором роде — un homme affreux — человек тигрового типа; притом он едет в страну больших павианов, где царит свобода действий, любезная его душе…

— Попросту говоря, — вставил Адамс, — он негодяй, этот капитан Берселиус?

— О, нет, — возразил Тенар, — нимало. Потише, Дютиль, вы не знаете его так, как я. Я изучил его: это первобытный человек…

— Апаш, — прервал Дютиль. — Полноте, дорогой учитель, признайтесь, что в ту минуту, когда вы узнали, что Берселиус задумал новую экспедицию, вы решили выдвинуть на фронт иностранца. «Довольно французских докторов, если только возможно» — сказали вы. Разве это неправда?

Тенар усмехнулся усмешкой циничного признания, одновременно застегивая пальто и готовясь уйти.

— Да, в том, что вы говорите — есть доля правды, Дютиль. Как бы то ни было, предложение основательное в финансовом отношении. Да. Боюсь, что две тысячи франков окажутся роковым соблазном, и если мистер Адамс откажется, то согласится более слабый человек. Ну-с, мне пора.

— Одну минуту, — сказал Адамс. — Не дадите ли мне адрес этого человека? Не обещаю взять это место, но могу по крайней мере повидаться с ним.

— Конечно, — ответил Тенар, и, достав собственную карточку из кармана, нацарапал на обороте:

Капитан Арман Берселиус.

14, Малаховская Авеню.

Потом отправился на консилиум в гостиницу «Бристоль» для осмотра некоего балканского монарха, болезнь которого, выражающаяся до сих пор распутной жизнью, внезапно приняла острый и угрожающий оборот, и Адамс очутился наедине с доктором Дютилем.

— Вот вам вылитый Тенар, — сказал Дютиль. — Он верховный жрец модернизма. Он и все прочие невропатологи подразделяли всю чертовщину на участки и налепили на них ярлыки с названием enia или itis. Берселиус, оказывается, «первобытный человек»… Этот балканский принц — не знаю, как его зовут, — наверное, что-нибудь по-латыни, нужды нет, но его следовало бы сварить живьем в антисептическом растворе… Возьмите папироску.

— Знаете ли вы что-нибудь особенное о капитане Берселиусе? — спросил Адамс, закурив.

— Я никогда его не видал, — ответил Дютиль, — но, судя по тому, что слышал, это подлинный авантюрист старого типа, который ни в грош не ставит человеческую жизнь. Бошарди, тот последний доктор, которого он брал с собой, был моим приятелем. Быть может, потому-то я так и озлоблен против него, так как он убил его, как дважды два — четыре.

— Убил его?

— Да, лишениями и непосильным трудом.

— Непосильным трудом?

— Ну, конечно. Таскал его по болотам за своими окаянными обезьянами и тиграми, и Бошарди умер в марсельской больнице от менингита, вызванного тяжелыми условиями экспедиции, — умер таким же сумасшедшим, как сам Берселиус.

— Как сам Берселиус?

— Ведь этот окаянный Берселиус, по-видимому, заразил его собственной охотничьей лихорадкой, и Бошарди… вы бы послушали его во время болезни, как он стрелял по воображаемым слонам и звал Берселиуса!

— Я вот что хочу узнать, — сказал Адамс. — Загнали ли Бошарди в эти болота и заставили охотиться против воли, — словом, обращались ли с ним жестоко или сам Берселиус участвовал в «этой тяжелой жизни»?

— Участвовал ли? Да, судя по тому, что я слышал, он один только и охотился. Железный человек со свирепостью тигра, сущий дьявол, заставляющий других следовать за ним, как это делал бедный Бошарди, до самой смерти…

— Так или иначе, — заключил Адамс, — этот человек почему-то интересует меня, и я намерен на него взглянуть.

— Плата хорошая, — сказал Дютиль, — но я предупредил вас обо всем, хотя Тенар этого и не сделал. Доброго вечера.

До улицы Дижон, где жил Адамс, было далеко от Божона. Он отправился туда пешком, обдумывая по пути полученное предложение.

Спортивный характер предприятия, исходя от степенного Тенара, казался ему довольно забавным.

«Ему хочется натравить меня на Берселиуса, — размышлял он, — как если бы мы были две собаки. Этим все объясняется. Отчасти я понимаю его: он боится, что если Берселиус подговорит какого-нибудь слабосильного малого, то слабосильному малому придется плохо. Вот он и задумал пустить в ход шестифутового янки вместо пятифутового лягушонка, слепленного из асбеста и окурков. Ну-с, во всяком случае откровенен. Гм… Не по душе мне это предложение — а все-таки есть в нем что-то, что мне нравится. Во-первых, две тысячи франков в месяц и ни гроша расходов, а тут еще Конго, и зловещие аллигаторы, и большие косматые обезьяны, и ощущение ружья в руке, как бывало… Эхма!»