«Потому что я так сказал» – именно этими словами объяснил Маэфор Ингольду внезапную остановку, и несчастный купец в сердцах уже твердил себе, что больше не возьмет охрану в Тарбаде и вообще за пределы Гондора никогда и ни за что не…
– Мне сказали, эта гадость высоко ценится в Минас-Тирите.
Перед ним стоял Таургон и протягивал два разбойничьих пояса с оружием.
– Как?! – ахнул Ингольд.
– Остальные бежали, – охранник решил первым делом его успокоить. – Быстро и далеко. Вожак убит, нападения не будет.
– Их было много? – совершенно бессмысленный вопрос, когда всё закончилось, но Ингольду надо было сначала осознать и опасность, и то, что ее уже нет.
Таургон, памятуя, что без рассказа эти клинки – только скверная сталь, стал подробно излагать, как было дело.
Маэфор, почти читающий по губам, о чем говорит купцу вернувшийся Таургон, подошел узнать подробности, остальные за ним. Финальную часть рассказа слушал уже весь лагерь.
Ингольд медленно приходил в себя и, когда Таургон замолчал, провозгласил победно:
– Ну теперь Паук мне заплатит!!
Гондорцы взревели от радости вместе со своим хозяином, хотя вот им-то вряд ли перепадет хоть монетка из этой прорвавшей паутины.
– Держи! – Ингольд вытряхнул из кошеля серебро, сколько высыпалось в ладонь. – Держи за такое!
– Господин Ингольд, – Таургон отсчитал три монеты и протянул купцу остальное, – мы так не договаривались. Вот моя доля. Остального мне не надо.
– Держи, не спорь, глупая твоя голова!
– Мой господин, – трудно выговаривать такое обращение, но надо, – если ты хочешь меня отблагодарить, то я попрошу у тебя не деньги.
– А что?! – видно было, что Ингольд сейчас даст, что ни назови.
– Господин, я хочу остаться в Минас-Тирите. Помоги мне устроиться в городскую стражу.
– Всего-то?! Помогу, о чем речь! Такого бойца с руками оторвут!
Таургон по-прежнему протягивал ему лишнее серебро.
– Бери! – Ингольд сжал его ладонь. – Бери, в столице жизнь дорогая, будет тебе на первое время!
Дорога теперь шла под уклон.
Вперед, сколько хватало глаза и дальше, тянулись гряды покатых холмов, сменяющихся совсем ровными долинами, и снова гряды, равнины, и всё в зелени, в многоцветье конца мая, в празднике жизни.
Переправились через Снежанку – тот самый рубеж, после которого господин Ингольд уже не платит охране. «Ну что, голубчики, – сказал им купец вечером у костра, – самая прибыль начинается. Соль моя, остальное ваше». «О чем это он?» – спросил Арахад у Маэфора. «Так охотиться же будем, – объяснил командир. – В столице дичь – знаешь, сколько стоит?»
Но к идее охотиться сейчас, сразу за Снежанкой, Маэфор отнесся без малейшего восторга. Места здесь открытые, до дичи далеко, да и засоленная ценится куда ниже копченой. А вот ближе к Мерингу стоит встать лагерем ну хотя бы на неделю, настрелять, быстро закоптить – и это будет делом серьезным.
Ингольд повиновался не только безропотно, но и, кажется, охотно. Привык к домашнему тирану.
После хитрости с приманкой для разбойников спорить с ним просто неразумно.
– Зверь твой Маэфор, – сказал купец Таургону как-то во время перехода. Эти слова прозвучали отнюдь не осуждением, а уважением на грани восторга. – Торгуется как в Минас-Тирите, мерзавец. Столичные цены знает не хуже моего.
– О чем ты, господин?
Между ним и купцом установились странные отношения. С одной стороны, Ингольд не скрывал благодарности и всячески был готов помочь Таургону хоть сейчас, хоть когда, хоть советом, хоть чем. С другой, он был весьма снисходителен к своему подопечному.
Арахада это устраивало. Ему жить в Гондоре, надо как можно больше узнать об этой непонятной стране.
– О ценах на дичь, о чем же еще! Вы еще толком ничего не набили, а он уже все цены такие назначил, что я себя в Четвертом ярусе чувствую!
Нельзя сказать, чтобы Арахад хорошо понял смысл этой фразы.
Ингольд увидел его недоумение и стал объяснять:
– Рядом с Минас-Тиритом лесов нет… вернее, есть один, только туда лучше не соваться. Так что дичь – блюдо редкое. У знатных есть охотники, они им настреляют. А то и сами поедут развлечься. Ну а нам – ваш брат охранник.
Становилось понятнее, но странно всё равно: привык, что дичь ешь, когда больше нечего, хуже только корешками питаться или мох варить до густого киселя.
– Не смотри так на меня, парень. Просто запомни: дичь – это самая что ни на есть роскошная еда, какая только в столице бывает. Ешь оленину – чувствуешь себя лордом!
Если так, то да. В Арноре все лорды, все – потомки Элендила. Вот и наслаждаются олениной каждый день.
Хлеб зато едят по большим праздникам.
Маэфор назначил большую остановку на охоту.
Арнорцы проверили тетивы у луков и разошлись, кто по одиночке, кто по двое.
Арахад шел куда-то на юго-запад. Не всё ли равно, в какую сторону?