Гондору не нужен Король

Диор накрыл его руку своей, утешая.

Лгать становилось хуже чем стыдно – больно, но он чувствовал: надо продолжать игру. Здесь и сейчас это правильно.

– Так что пара недель, может быть, чуть дольше.

– Хорошо.

Они пили ненужный сейчас крепкий чай и молчали.

– Я распорядился, – буднично сказал Наместник, – твою форму оставят тебе. Всю, кроме шлема.

– Шлемы общие, – заметил Таургон.

– Не то, чтобы я жалел подарить тебе мифрил, но это вызовет много разговоров. Едва ли они нужны тебе.

– Он неудобный, – улыбнулся арнорец. – Как боевой он неудобен страшно. А как парадный он мне без пользы.

Диор улыбнулся, оценив тактичность отказа.

– Их же, наверное, – Таургон уцепился за хоть какую-то тему для разговора, – при Алькарине делали. Пышность без толку.

Но Диор не собирался прятаться за обсуждение стиля Атанатара Алькарина, который, несомненно, успел запортить много древней простоты.

– Ты не будешь писать нам, – сказал он, – и это правильно. Но если вдруг однажды тебе понадобится передать в Седьмой ярус срочную весть – туника гвардейца откроет любые двери. Тебе… или твоему гонцу. Запомни это.

В дымке грядущего

Наместник Боромир был фигурой странной для самого себя, но именно такой, что сейчас нужна Гондору.

Он не правил и не пытался этого делать.

Страну крепко взял в руки Кирион; с недавних пор старший сын стал брить бороду, отчего сходство с покойным дедом становилось еще сильнее. Боромир подозревал, что Кирион делает это сознательно, он снова хочет сказать всем: «Ничего не изменилось и не изменится, один умер, другой встал на это место, а для Гондора всё по-прежнему».

Что делать на советах, Боромир знал совершенно точно: молчать, выслушивать, кивать. Если разгорится спор – отложить решение и обсудить всё с Кирионом.

Но советы чаще проходили без него.

Он ездил по стране.

Он был живой надеждой своего народа.

Его хотели видеть все: человека, бросившего вызов Девятерым и выжившего, несмотря на смертельную рану. В потерях его семьи (о смерти Денетора чаще говорили «гибель») видели отражение своих потерь, и в спокойном мужестве, с которым он это переносил, людям был источник мужества их собственного. Он мог говорить с простыми и со знатью, о делах сегодняшних или вспоминать войну, но какими бы ни были слова, он по сути вел одну и ту же речь: мы выстояли, и мы заживим раны, нанесенные и стране, и каждой семье.

Ему – верили. Безоговорочно.

Вот это и было его делом. А советы? – все мы знаем им цену. Во время войны отец не собрал совет ни разу… так что советы сейчас тоже очень важны. Это знак мирного времени.

Поэтому он возвращался в столицу, сидел на совете, добросовестно молчал и кивал, а потом отдыхал перед новой дорогой. Рана болела, когда слабо, когда сильнее, и Минас-Тирит был тем местом, где он мог забиться в свои покои и велеть не пускать к нему никого, кроме мамы. Неллас заботилась о нем, как о маленьком, и неизвестно, кому из них двоих это было нужнее.

А потом он уедет снова – спокойный, могучий, неколебимый… как Гондор.

Но однажды к нему вошел доверенный слуга и сказал:

– Господин, тебя хочет видеть какой-то северянин. У него туника Стража Цитадели, и он настаивает.

– Северянин?!

Вошедший был незнаком и молод, лет двадцать на вид, может быть, двадцать пять. Какой возраст скрывает это лицо?

Он с достоинством поклонился и сказал:

– Господин мой Боромир, мне поручено передать тебе письмо.

Протянул пергамент (тонкий, в Гондоре такого не делают).

Наместник резко развернул.

Боромиру, Наместнику Гондора

от называвшего себя Таургоном

Друг мой! Только сейчас я получил достоверные известия о страшном испытании, постигшем Гондор, о гибели твоего брата и о кончине вашего отца. Я не знаю, какие слова подобрать. Ваше мужество достойно величайших героев древности и выше их, потому что вы выстояли, не зная прежде войны.

Но сильнее всех известий я потрясен смертью Денетора. Это был поистине великий человек, он умер как жил, отдавая Гондору всего себя без остатка. Я хочу верить, что Гондор справится с утратой такого правителя, но утрата человека – невосполнима.

Я сердцем с тобой, и надеюсь, эти бессвязные строки всё же станут тебе опорой в том, что сейчас легло на твои плечи.

Внизу стояла буква «А».

Боромир поднял голову.

В комнате он был один.