Арахад откинул крышку. Там было платье небесно-голубого шелка, очень гладкого и плотного. Такой здесь носили только самые богатые дамы.
Но он сейчас не видел шелка. На этой голубизне лежало жемчужное ожерелье.
Жемчуг Кирдана.
– Ма-ама…
– Водички принести? – заботливо осведомился брат.
– Но как же так? – выдохнул старший. – Ведь его носит жена вождя.
– Мы все тоже очень удивились. А мама сказала, что это ее жемчуг, и ей решать. И что ты прав в одном: Тинувиэль должна почувствовать, что едет не к диким зверям в берлогу.
– Мама… мама…
То ли возглас, то ли восхищение ее поступком.
– И это еще не всё, – не без удовольствия сообщил Алдарион.
Что еще? И куда уж больше?
– Это не подарок. В смысле – не в собственность тебе, – говорил брат, освобождая от мешковины ларец поменьше. – На свадьбу наденешь и вернешь.
Он открыл. На черном шелке сияло арнорское Семизвездье.
Как ни хорош шелк харадский, но ему никогда не стать таким гладким, таким мягким… и таким прочным. Четыре века ему, а выглядит как новый. Разве что нити на ощупь стали более суховаты.
– Хэлгон?!
– Да. Он сказал: если уж ты женишься по дороге, то хотя бы будь одет как принц.
– Спасибо, брат! – Таургон стиснул его плечи. – Спасибо!
После захода солнца братья отправились в Седьмой ярус. Алдарион нес заново упакованные меха, с которыми до того дали поиграть Тинувиэли. «Поиграть» было единственно точным словом, она была счастлива, как девочка, то погружая руки по самые запястья в лисий, то заставляя куний извиваться, словно зверь снова ожил, и бликовать от коричневого до рыжего. Забрать у нее подарки, предназначенные правителям Гондора, удалось лишь после того, как все арнорцы, хором и по очереди, заверили ее не один раз, что у нее будет такого сколько угодно и даже больше.
Таургон запоздало понял, что если бы двадцать два года назад он бы догадался к словам об Севере добавить вот такой мех, то его жизнь могла бы сложиться совсем другим образом. Но поздно сожалеть о прошлом, тем более, что настоящее его вполне устраивает.
Итак, гвардеец с кем-то вроде слуги купца, нагруженного поклажей, поднимались наверх. Прошли через Пятый ярус, Шестой, лестницу внутри утеса – и перед ними, словно видение из легенды, вознеслись белые стены королевского дворца, и башня Наместников, и Белое Древо.
Алдарион застыл.
Старший брат не торопил его.
В быстро сгущающихся южных сумерках всё это действительно больше походило на призраки, на мечты, обретшие облик, на древность, явившуюся перед тобой сквозь века, чем на здания, в которых живут обычные люди с обычными мыслями и стремлениями.
Увидеть это чудо – и жизнь прожита не зря.
Стемнело.
– Пойдем, – сказал Таургон. – Пойдем ко мне, сбросим твои торбы.
– Ты вот здесь… – Алдарион с трудом переводил дыхание, – здесь ты живешь?!
– Нам налево, знаешь ли. А не прямо. Пойдем.
…а могло бы быть и прямо. И тогда прощальных подарков не понадобилось бы.
Н-да, только вот отец тогда благословлял бы совсем другой брак. И не ругался бы на похищение.
Они поднялись к нему в комнату. Было пусто: Митдир в карауле, а больше никого с тех самых пор Эдрахил к ним не подселял.
– Давай сейчас попьем чаю, за это время всё успокоится. И потом пойдем.
– Куда?
– К Древу. Куда же еще? Стоило иначе из тебя носильщика делать.
– А можно?!
– Я тебе как кто должен ответить? – чуть усмехнулся старший брат. – Как Страж Цитадели? Или иначе? Можно. Нужно.
Он разжег жаровню, досыпал угля, поставил пузатый чугунный чайник.
– А ты… у тебя не будет потом… тебя не накажут?
У меня «потом» не будет…
Вслух он сказал:
– Вот дикарь лесной. Хватит бояться. Со Стражем Цитадели можно почти везде. Везде, где не заперто, точно.
Вкуса чая Алдарион не заметил. Хотя это был «Феникс», и заваренный отнюдь не слабо.
Им совсем повезло: Митдир стоял у Древа с южной стороны, так что им даже не пришлось огибать площадь, чтобы подойти незамеченными.
В эти майские дни Древо доцветало. Большинство соцветий уже облетело, лепестки белели на земле.
Братья молчали. Один был наедине с прошлым, другой – со своей судьбой.
Иногда листья, длинные и нежные, как женские пальцы, слабо шелестели, что-то отвечая сыновьям Арагласа.
Белел в вышине Миндоллуин, пустым было святилище на его отроге, куда редко кто поднимался с тех пор, как сгинул последний король Гондора. Нахожена была только тропа на ближайшую из седловин – там, вдали от города и в величественной тиши утесов, из года в год и из века в век приносили свои безмолвные клятвы новобрачные. Но им с Тинувиэлью туда не подняться. Их клятвы Он услышит с совсем другой горы.
На востоке медленно проступало алое.
Старший брат тронул младшего за плечо: пора, нам лучше уйти до рассвета.
Алдарион опустился перед Древом на колени, приник губами к древней коре.
Священное молчание.
Слезы блестят в глазах младшего.
Таургон повел Алдариона на Язык.
– Встречай восход. Это то, что надо испытать хотя бы раз в жизни.
– А ты?
– А я пойду добуду нам завтрак.
– Ты оставляешь меня одного?