Первая мысль: «Велеть догнать, вернуть!»… но он не отдал приказа. Государь сказал, что хотел, о чем-то, может быть, еще расскажет Маэфор, а северный принц… можно не сомневаться, что он в точности исполнил волю отца: отдать и сразу уйти. Что ж, они встретились. Как о нем говорил Маэфор? «Славный парень»? Не очень разглядел, но и впрямь – славный.
Значит, уже следующий наследник Элендила – в Минас-Тирите.
Только этот, похоже, будет жить неприметным.
Имеет ли он право рассказать об этом Амдиру, Митдиру и Садору? На Амон-Анвар отец взял с них слово, что они ни с кем не поделятся знанием о Наследниках Элендила, но он не запретил им говорить между собой.
Что изменил приезд в Гондор одного юноши с Севера?
Почти ничего.
Просто немного легче дышится.
* * *
Закончено было совершенно всё.
Единственное, чего ждал Таургон, – ответа родителей.
Ему никто не задавал вопросов. Ни с Диором, ни тем более с Денетором он не виделся. А Эдрахил после того совета ни разу не назначил его в караул. Таургон не сразу заметил это.
Если Диор спросит, почему он не уезжает, хотя в скриптории всё закончено, он ответит честно: «Я просил отца прислать тебе и Денетору подарки и жду гонца».
Если Денетор… с Денетором они так и не разговаривали. После рокового вопроса Наместника о его возрасте – ни разу. Таургон не знал, как посмотреть в глаза тому, кто так хотел видеть тебя на престоле. Еще меньше знал, что ему сказать. Извинился через Боромира, что его не будет с ними ни на Амон-Анвар, ни на свадьбе Митреллас. Вроде всё и вежливо, а только от стыда хочется провалиться сквозь семь Ярусов…
Недавно приехал Барагунд. Вот с ним говорить было просто: он взахлеб рассказывал о своих планах укрепления Итилиена, ты – не менее взахлеб – о своих планах войны на Севере. И уходили в воинский двор, если языки и уши всё-таки уставали.
Как объясняться с Денетором?
Сначала он раз в несколько дней спускался в Четвертый ярус, потом, убедившись, что на это смотрят, как на обычные сборы, стал бывать там каждый день. У них с Тинувиэлью так ни разу и не получилось
Ну, значит, ничего важного они друг другу сказать не должны.
Они целовались, как и всегда, когда раздался шум. Не обычный гомон, на который они не обращали внимания, а громкие крики, пожалуй, радостные.
Тинувиэль замерла: пугаться? нет? Поначалу она сжималась от любого шума, боялась, что ее нашли, сейчас успокоилась, но…
– Ну их, – сказал Таургон. – Будет что-то надо – позовут.
Он снова обнял ее, и тут бесцеремонно распахнулась дверь.
Влюбленные обернулись.
Миг понадобился Арахаду, чтобы сличить лицо вошедшего с тем, каким он его помнил четверть века назад.
– Алдарион! – закричал он, забыв о невесте.
Тому труднее было признать лесного командира в этом безбородом великолепном гвардейце.
Братья принялись хлопать друг друга по плечам, бодаться, выкрикивая бессвязное «да я бы никогда тебя…», «на себя посмотри…» и прочее.
– Тинувиэль, это Алдарион, мой брат.
Она была явно удивлена, услышав королевское имя. То есть понятно, что древесное имя в лесу уместно, но всё-таки это уж слишком высокое, и странно для таких образованных людей…
– Привез?
– Привез!
– Всё?
– Всё! И письмо, и подарки, как ты просил, и…
– Пойдем! – перебил его Таургон. – Пойдем, покажешь.
Он решительно пошел к двери, Тинувиэль с ним.
– Нет, родная. Подожди меня здесь, я скоро вернусь.
Тинувиэль осталась в пустой комнате. От удивления и одиночества девушка возмутилась: брат приехал – и до нее сразу нет дела. Какая-то поклажа становится важнее, чем она!
– Алдарион, прежде всего: она не знает, кто я.
– Как «не знает»?
– Никак не знает! Просто Таургон, дунадан с Севера.
– Но ты же ей скажешь?!
– Не в Минас-Тирите. Так что следи за собой: никаких «Арахадов». «Таургон» или «брат».
– Как же она за тебя замуж выходит?!
– Так и выходит. И не скажу, что я сильно против этого.
– Знаешь, – покачал головой Алдарион, – я начинаю понимать, почему отец так ругался.
– Сильно ругался?
– Страшно.
– Но ты привез их благословение?
– Разумеется.
– Л-ладно, – передернул плечами Таургон, – дома разберусь.
Тюки Алдариона лежали на одном из столов. Младший принц взрезал веревки, и потекли серебристые, белые, рыжевато-коричневые меха… пушистое золото Арнора.
– Хороши? – с гордостью спросил Алдарион.
– Просто отличные. То, что надо.
Брат разрезал другой тюк, достал письмо.
Таургон почти вырвал из рук, развернул:
«Твой поступок позорит…» – сами знаем, дальше! – «но я уже говорил, что стоять на пути любви…» – спасибо, отец, – «поэтому примите наше… мы ждем вас и будем рады обнять нашу невестку».
Уф-ффф.
– Можем продолжать? – не без лукавства осведомился брат. – Это не самое интересное.
Что может быть важнее благословения, полученного, несмотря на гнев отца?
– Ты, помнится, просил, чтобы ей подобрали свадебный наряд? Так вот мама прислала.
Он достал ларец, обмотанный несколькими слоями мешковины, полоснул веревки, развернул.
– Открывай.