Гондору не нужен Король

Мраморный Остогер держал в руках маленький семиярусный Минас-Анор. Когда была сделана эта статуя? При жизни? после смерти? Первые пять явно были сделаны разом: они похожи, хотя художники и пытались придать им различия. А эта другая… Остогер не ставил памятников самому себе. Это не Алькарин, который явно поспешил занять последнюю свободную нишу и любовался с трона на собственное мраморное лицо…

Ни один скульптор не в силах создать Остогеру памятник более величественный, чем это сделал он сам.

Кости Остогера лежат в усыпальнице, но это только прах. Дух его здесь. Владыка Крепости бережно и прочно держит в руках свой город.

Осгилиат был велик и прекрасен, но сейчас это лишь руины. Минас-Итиль была могуча, но это не спасло ее.

Что сделал ты, Король, поставив нерукотворную красоту выше всего искусства людей?

Слова, обращенные к Эру, безмолвны, и ты строго соблюдал этот закон, говоря с Ним не словами…

Алдарион, насмотревшись на каменных Королей, подошел к брату.

– Ты читал? – спросил Таургон.

– Читал.

– У тебя будет еще завтра, чтобы посмотреть. Пойдем, пора.

Братья обернулись у трону. Он всё так же бесстрастно сиял белизной в двух потоках света.

Как века раньше.

Как века спустя.

Потому что Минас-Анор – или Минас-Тирит – будет стоять, несмотря ни на что.

Они не торопились. Всё равно Митдир спит, будить его нехорошо, а Алдариону надо посмотреть Седьмой ярус при свете дня. Без малого до полудня они честно бродили, потом пошли к Таургону.

– У меня будет к тебе просьба. Вещей не то, чтобы накопилось, но кое-что мне нужно забрать с собой. Отнесешь к нашим?

В другой день Алдарион был начал шумно возмущаться перспективой тащить жаровню, но сейчас был так серьезен, что просто кивнул. Что он, не поднимет эту жаровню, что ли?

Не время сейчас для шуток.

Пришли. Митдир уже встал. Таургон познакомил их.

– Ну что, какого-нибудь легкого чаю?

– Может, не стоит? – нахмурился младший брат. – Сколько она потом остывать будет?

Он кивнул на Кархарота, с самодовольным видом расставившего железные лапы.

– А какая разница? – не понял старший.

– Нести потом горячую?

– Ты решил, что я прошу тебя забрать ее?! Уж на чем согреть воду, у нас в Арноре найдется! Нет, жаровню я оставлю Митдиру.

– Ой, – сказал он. – Спасибо.

– И чаи, те, что открыты. На первое время тебе хватит, дальше будешь сам добывать. Найдешь, чем заслужить.

– Чай я заслужу, – вздохнул Митдир, – а вот это…

Он обвел печальным взглядом ламедонские гирлянды по стенам.

– Их йогазда тебе дарил, мне не подарит.

– У сластены жизнь – горькая, – заметил Таургон.

Он поставил греться воду, а сам, сев на корточки, стал разбираться в ящиках под кроватью.

Он извлекал оттуда пачки исписанных листов, какие-то аккуратно перевязанные, какие-то безнадежно перемешанные, нераспакованный чай, снова листы, старые рубахи – гвардейцу такое не носить, а выбросить рука не поднялась, опять листы… наконец докопался до старой дорожной одежды, а после еще нескольких археологических слоев бумаг явились и арнорские ножны Наугрила.

– Вот их отнеси прежде всего, – сказал он брату. – А то я с ними буду смотреться смешнее некуда.

Одежда сильно слежалась: последний раз он надевал ее в поездку в Ламедон. Видя, как Таургон недовольно осматривает ее, Митдир удивился:

– Так скажи, чтобы тебе ее вычистили. Завтра она будет готова.

– Н-да, – отвечал Арахад, – это очень по-гондорски.

Они пили чай, объедая, к скорби Митдира, ближайшую гирлянду. Но всякому счастью рано или поздно приходит конец, и его должно встречать с мужеством.

– Я всё хотел разобраться в своих бумагах… – говорил Таургон, недовольно глядя на листы, которые сейчас лежали по всей комнате. – Времени не нашлось, а значит, и не очень-то надо было. В общем, они тебе. Хочешь – разбирайся, а то просто пусти на растопку.

– Но мы сейчас их хоть немного по годам сложим? – нахмурился юноша.

– Сложим, сложим…

Допили чай, собрали поклажу Алдариону. В основном, чай. Ну и старые ножны.

– Сегодня и завтра не ждите, буду занят здесь. А послезавтра утром… – он помолчал. – Скажи Маэфору, пусть готовится к выходу.

Он последний раз отпирал потайную дверь. Другой ключ он вернул днем Сериону, этот отдаст сейчас.

Наместник его ждал, хоть он и не сообщал заранее. От Эдрахила узнал? хотя какая теперь разница.

Диор обнял его. Какое-то время стояли молча.

– Мой господин, прими на прощание. Тебе и госпоже Андрет.

Серебристые и черные меха выплеснулись на стол.

– Я тоже приготовил подарок, – сказал Диор. – Но не тебе. Твоему отцу.

Таургон замер. Подобного он не ожидал, и удивление сейчас пересиливало в нем благодарность.

Наместник достал небольшой складень: две доски, обтянутые черным. На верхней был выложен герб Элендила.

– Открой.

Арнорец повернул изящный крючок.

Нижняя доска была рамой для старого-старого пергамента.

«Сыновьям моим Исилдуру и Анариону.

Ваше письмо я получил и рад, что дела движутся так хорошо…»

– Это написано им самим! – севшим голосом проговорил Арахад.

– Именно, – улыбнулся Диор. – Ты, помнится, сетовал, что у вас не осталось документов той эпохи. Теперь будет.