Гондору не нужен Король

«Я не могу взять подлинник!» – хотел ты сказать, но этих слов не прозвучало. Будь это подарком тебе, ты был бы вправе отказываться. Но это подарок отцу.

Наместник улыбается. Он это рассчитал.

Хотя дарит Арагласу не только поэтому. Отнюдь не только.

– Как Серион пережил, что ты забрал это из Хранилища?

– Ты напрасно его жалеешь, – буднично сказал Диор. – Я объяснил ему причину и, поверь, он не стал рыдать над утратой. И потом, копию мы сняли, и весьма точно. Гондор не обеднеет.

Таургон молчал. Он и сам не сказал бы, чем растроган сильнее: письмом Элендила или тем, что Диор шлет подарок его отцу.

Если бы они могли встретиться… такие похожие. Такие разные.

– Попьем чаю? – Наместник старается, чтобы его голос звучал непринужденно. – Дел у нас не осталось, «Феникс» не нужен, что ты думаешь о «Празднике в Восточном дворце»?

– Какого года? – спросил Таургон.

Лучше говорить о ерунде, чем молчать о серьезном.

– Белой Лошади. Устроит? – приподнял бровь Диор. – Я, похоже, вырастил из тебя придирчивого ценителя.

– Сколь я помню, Белой Лошади я даже и не пил…

– Хороший год. Бывали и лучше, но хороший.

«Праздник» настаивался долго. Таургон достал харадскую шкатулку.

– Мой господин. Я сейчас раздаю то, что мне не понадобилось за эти годы и тем более нет смысла везти на Север. Это мне подарил Фахд, ты помнишь его.

Вопросом это не было, но Диор кивнул.

– Это чай, но… особый. От него человек становится разговорчивее. Когда хочешь что-то рассказать, а не выходит… он поможет ослабить поводья своего духа.

– Полагаешь, мне он понадобится? – тихо спросил Диор.

– Или ты отдашь тому, кому он будет полезен, – уклончиво ответил Таургон.

Пили «Праздник». Хорошая вещь чай: когда не о чем говорить, можно говорить о нем. Часами.

Кончилась и третья заварка, и четвертая… хотя только невежда будет заваривать этот сорт в четвертый раз.

Была глубокая ночь.

– Тебе надо идти.

Таургон встал, мгновение поразмыслил, собираясь с духом, а потом, опустившись на одно колено, прижался губами к тяжелой руке Диора.

По лицу Наместника текли медленные слезы, застревая в морщинах.

* * *

Утром Таургон брился с наслаждением от того, что занимается этим последний раз в жизни.

– Заберешь, – сказал он Митдиру. – И прибережешь для сына. Когда ему придет время служить в Первом отряде – подаришь.

Юноша посерьезнел. Бритва, конечно, мелочь…

…кем ему придется стать, чтобы его сын тоже попал в Первый отряд?

Еще в день приезда Алдариона он просил Боромира передать отцу, что хочет придти попрощаться.

Денетор ждет его на неизменный ужин.

Почему-то Таургон был убежден, что разговор будет легким.

– Ой, – сказала Неллас, увидев его. – Ты что с собой сделал, глупыш?

Больше не было великолепного гвардейца: Таургон переоделся в дорожное. Только у меча остались черно-белые ножны.

Она видела его точно таким, когда они ездили в Ламедон. Но тогда не обратила на это внимания.

Арнорец достал меха: куний, который с таким трудом отобрали у Тинувиэли, и белоснежный горностай с черными искрами хвостиков.

– Белый тебе, госпожа моя.

– Мне… – она покачала головой. – Для такого меха нужна красавица. Лучше отправить его Митреллас на свадьбу.

– У Митреллас будет столько подарков, – сухо произнес Денетор, – что этот мех она просто не заметит.

– Тебе, госпожа, – повторил арнорец. – Прикажи отделать им новое платье, надень и будь красавицей.

– Ох, дай я хоть поцелую тебя… – вздохнула она.

Расцеловала его в обе щеки, обняла… и расплакалась.

– Глупый, глупый… – повторяла она. – Ну до чего же ты глупый…

Барагунд с Боромиром опускали глаза – не могли смотреть, как мама плачет.

Но на этот раз она быстро взяла себя в руки, смахнула слезы.

– У нас тоже кое-что есть для тебя, – сказал Денетор. – Я ничего не понимаю в вашей горькой гадости, но харадцы уверяли меня, что это лучшие сорта. Полагаю, не обманули.

Это была дюжина особых дорожных шкатулок: каждая имела углубления и выступы, так что они все прочно держались друг за друга.

Форланг сообщил, что ужин готов.

– У меня будет к тебе довольно смешная просьба, – сказал Таургон после первого блюда. – Митдиру очень по душе ламедонские гирлянды, и он боится, что они ему больше никогда не достанутся.

– До сентября он может успешно бояться, – пожал плечами Денетор. – Раз он перенял худшую из твоих черт: неумение облекать просьбы в слова. Но к человеку с таким недостатком я хотя бы уже привык.

– Займешься им?

– Сколь я знаю от Боромира, как мечник он позорит гвардию. Полагаю, пора это прекратить.

– Хранилище?

– Место скорее для усердных, чем для умных. Свободное время, разумеется, он сможет проводить там, я возражать не стану.

– А оно у него будет? – улыбнулся Таургон.

– Непременно.

До самого десерта не говорили ни о чем более серьезном. Пили легкие вина, желали Таургону счастливой дороги.

Когда принесли фрукты, Денетор встал и отозвал его в сторону.

– У меня к тебе тоже будет просьба, – он говорил без обычной холодности, и это настраивало на более чем серьезный лад. – Я не стал бы вникать в твои дела; прости, что делаю это. Я о похищении той девушки.

Таургон понял, что надо делать скорбное выражение лица.