Гондору не нужен Король

В той, прежней жизни у нее было жемчужное ожерелье – самые крупные бусины были как ноготь ее мизинца. Отец, помнится, очень боялся, чтобы нитка не порвалась. Она злилась на его страхи, так что надевала, только если он требовал. Пока он еще что-то требовал…

Таких огромных жемчужин она не видела никогда в жизни. И цвет… она не знала, что у жемчуга бывает такой глубокий.

Тинувиэль не удивлялась, нет. Здесь всё было необычным, невероятным, и то, что она держит в руках сокровище, которое словно из древних легенд, было… частью Шепчущего Леса.

Она положила ожерелье на сочную изумрудную траву и потянула из ларца платье.

Шелк был плотным – самая тяжелая ткань, которую ей доводилось брать в руки, но при том очень мягким и приятным.

В Минас-Тирите ей не оставалось ничего другого, кроме как презирать модниц, отцам которых некуда девать деньги, вот дочери и рядятся в харадское… но те ткани были тонкими и блестящими, а этот шелк был и впрямь словно рассветное небо, когда солнце ее не взошло, только восток медленно наливается малиновым и растекается оранжевым, а высь голубеет спокойно и отрешенно.

Она попала в легенду?

В красивую историю об эльфах, которые так любит Таургон?

Сейчас зашевелятся кусты, и выйдет…

Кусты зашевелились. И вышел Таургон.

Он снова был в черно-белом, но что-то в его форме было не так. Ткань вместо привычной – легкая и какая-то… странная. Странная даже для Шепчущего Леса. И герб: она не сразу поняла, что там было только Семизвездье. Ни Древа, ни короны.

Она безмолвно протянула к нему руки: нет слов, и сил на вопрос не осталось.

– Родная. Прости мне годы молчания. Я не имел права сказать это в Минас-Тирите.

Она замерла, но былой страх исчез совсем. Вот сейчас всё становилось правильно.

– Мать назвала меня Арахадом. Я сын Арагласа.

В ее глазах мелькнуло понимание. Неужели? Нет, не может быть!

– Сына Арагорна, сына Аравира, сына Арануира, сына Арахаэля, сына Аранарта.

Он посмотрел ей прямо в глаза и договорил:

– Сына Арведуи. Дальше ты знаешь.

…и всегда знала. Знала, что он не такой, как все. Теперь узнала, почему.

– Здесь, на холме, Исилдур похоронил прах своего отца. Ты слышишь силу Горы Трепета. Лучшего места для наших брачных клятв не найти.

– Зачем ты говорил о пещерах? – прошептала она.

– Потому что это правда. Мы живем в пещерах.

– А это? – она коснулась шелка.

– Обычная праздничная одежда. А вот жемчуг – действительно чудо. Пять веков назад Кирдан подарил его Аранарту, и с тех пор его носит жена каждого вождя дунаданов Севера. То, что матушка прислала его тебе сейчас, это знак того, как она рада нашему браку.

– Подарил… кто?

– Кирдан. Вторая Ангмарская. Ты же знаешь, как много он тогда сделал для нашего народа.

– Сам Кирдан…

Она осторожно взяла жемчуг в руки, сквозь века дотягиваясь до касаний пальцев Перворожденного эльфа.

– Это правда? – по-детски растерянно спросила она.

– Правда, родная. Переоденься, нас ждут.

У подножия лестницы и на нижних ее ступенях стояли лорды Арнора. В шелках и серебре. Украшения были странными, узоры – суровыми, но красивыми. Она первый раз видела такие.

Алдарион (…принц Алдарион?), весь в белом, улыбался ей светло и весело, а Маэфор (лорд Маэфор? или… принц Маэфор?), в сером и багряном, смотрел обычным серьезным взглядом, изгонявшим последние тени прошлых страхов.

Люди остались внизу, под ногами был камень древних ступеней, ожерелье Кирдана непривычно тяготило шею, и ей всю жизнь теперь нести груз древности – и пятивековой, и больше, и много больше, теперь всё то, о чем она читала, становится частью ее жизни. Она сейчас входит внутрь своих книг и тоже останется на их страницах – если и не сама (имена жен редко упоминаются в хрониках), то ее будущий сын.

Вершина. Курган. Черный Камень. Три тенгвы, выбитые на нем. И больше никаких следов или царапин – за все века.

Она чувствует присутствие духа того, чье имя на Камне. Ей кажется, она видит его. Еще месяц назад (да что месяц – неделю!) она осудила бы такое сочинительство, а сейчас… она вступает в его род, и, пока не увидела Арагласа, своим свекром она будет считать его. Да и потом тоже.

И он услышит клятвы своей невестки.

Любви. Верности до самой смерти. Повиновения. Заботы.

И мужу, и всему его роду.

Ожерелье Кирдана тяжело, но его тяжесть радует. Она готова нести этот груз.

Элендил улыбается ей. Выдумка? Правда?

То, что правдивее правды.

Это была радость, но не веселье. Но и не жалко, что нет шумных поздравлений, громких песен, музыки… и уж конечно, не будет пира. Всего того, что она видела в Минас-Тирите. Всего того, что было ей не нужно.

Если бы она знала, что у нее будет так: священная тишина вместо гомона, сияющие взгляды вместо пустых слов, искренность вместо торжества, сверкающего красками, как мыльный пузырь на солнце… если бы она знала!

Муж прижимает ее к себе и улыбается.

Если бы она знала, что всю жизнь мечтала именно о такой свадьбе!

Они возвращаются в березняк.

Халлах приносит воды от родника. Маэфор разливает по чашам.

Вино у них есть. Но не сейчас, нет, не сейчас.