Гондору не нужен Король

– Маэфор Он-не-принц, Маэфор Он-не-принц! Его так и зовут, госпожа. Маэфоров же много.

Тот гневно дернул плечом и ушел заняться дровами. Шутить они все горазды, а вот подумать о хорошем костре им недосуг!

Арахад подождал, пока возмущенные удары топора стихнут (иметь дело с рассерженным Маэфором не стоило, и неважно, есть у него в руках топор или нет), и пошел поговорить с другом.

– Что ругаешься? – тихо сказал он ему. – Она же не знала.

– Так объясни ей!

– Объясню, – примирительно ответил наследник Элендила. – Я ей многое объясню.

– Я всю жизнь повторяю: принц – это сын или внук вождя! И какое из этих слов неясно?!

Арахад не ответил. Просто смотрел: грустно и чуть укоризненно.

Он-не-принц стал остывать:

– Я устал это объяснять.

– Какое слово неясно, спрашиваешь? – Арахад продолжал говорить тихо, и это успокоило бы кого угодно. – Только одно. Слово «Маэфор».

– То есть?

– Других же принцами не называют. Ты надежен, силен… удачлив. Один из лучших командиров. Ты сам это знаешь. Вот тебя и зовут принцем. Хотя теперь, похоже, «Не-принцем». Будь доволен.

Маэфор промолчал.

– Ты тот, кто ты есть, – вспомнились слова Денетора. – Как ни называй тебя.

Дорога теперь стала стократ интереснее: Тинувиэль жадно расспрашивала, ей с неменьшей охотой отвечали. Она решительно восполняла свои пробелы в знаниях, и ее готовность учиться, та быстрота, с которой она всё запоминала, совершенно изменили отношение дунаданов к ней.

Прежде их уважение было отстраненным: она невеста принца, они обязаны чтить ее и служить ей. Теперь же оно сменилось искренним восторгом перед нею самой; «наша госпожа», стали они звать ее.

Таургон радовался и давал им наговориться. У него с женой целая жизнь, а когда еще Маэфор, Халлах и прочие смогут днями напролет общаться с ней? Да и число детей у Ранвен Вдовы не изменится от того, что их перечислит не он; кстати, Тинувиэль уже почти не путается и удивит матушку выученной родословной.

Дорога от Меринга к Снежанке снова повышалась, так что лошадей берегли, шли медленно, переходы были короткими. Стараниями бдительного Маэфора почти не пересекались встречными обозами на общих стоянках. Возвращался очередной разведчик, проделавший за день несколько лиг, и если сообщал, что им едут навстречу, то Тинувиэль спешно брала в руки «дитя» (как было увязано в Минас-Тирите, так и лежит; подумать только, меньше месяца прошло, а кажется – годы и годы), принималась укачивать и думать о том, когда это будет не тряпочный, а живой малыш.

По ночам, когда муж прижимал ее к себе, ее тело вдруг охватывала волна сладкого огня, и это было прекрасно, и она думала о том, что, если в ее свадьбе не было всего того, что она презирала, то и в остальном будет не так, как она боялась.

Она безоглядно доверилась северянам, и всё, что случилось со дня побега, превзошло ее самые несбыточные мечты.

С этой мыслью она засыпала в спокойных объятиях Таургона, который теперь, пожалуй, стал сдержан даже больше прежнего.

Перешли в брод Снежанку, обмелевшую к началу лета. Дорога сначала была ровной, потом начался спуск, потом – крутой спуск.

И вот он, Изен, охраной которого Денетор так стращал Брегола с Фингоном. Да уж, вообразить их тут было бы… забавно.

Хотя броды беззащитны, и это всё-таки плохо. Решение Денетора понятно, но…

Стоп.

Это уже не твоя забота. Это уже не твоя страна.

Обоз медленно, осторожно идет по броду. Течение хоть и невысокое, но очень сильное. И вода ледяная.

Перешли. Всё в порядке.

Под ногами – правый берег Изена.

Гондор – позади.

ПРОЩАЛЬНЫЙ ЛУЧ

Июль того же года

Тарбад показался ей Минас-Тиритом, из которого выдернули утес, – и он рассыпался, что-то растеряв, что-то перемешав.

Постоялые дворы были на окраинах. Тинувиэль сначала думала, что это Маэфор выбрал им пристанище подешевле, а потом поняла: нет, очень и очень состоятельные купцы останавливались вот так, с самого краю.

Ремесленные слободы, даже такие, как кожевенная и мясная, не были вынесены в самый дальний конец, куда никто не попадает по дороге… да и вообще – город был плоским, и по нему гуляли запахи… всего. Хорошо, что они на окраине. Воздух чище.

Словом, с каждым часом Тарбад не нравился ей сильнее. То волшебное ощущение входа в легенду, которое она пережила на Амон-Анвар и сохраняла весь путь сюда, было осквернено, запачкано городской… она никогда раньше не произносила этого слова, но теперь оно уместно: городской вонью.

Она впервые в жизни хотела поскорее оказаться в северных пещерах, потому что как ни пугал ее запах торфа, он точно лучше, чем это всё.

Когда Таургон сказал, что хочет осмотреть город, Тинувиэль самым решительным образом заявила, что останется на постоялом дворе. Ей нужно помыться, привести себя в порядок и вообще – после стольких дней пути она имеет законное право посидеть в четырех стенах наедине сама с собой. А он пусть идет по своему Тарбаду, если ему это так необходимо.

Таургон не возражал.