Гондору не нужен Король

– Могу, – он резко обернулся к ней. – И скажу. Но не сейчас. А в Лаэгоре.

Она как в холодную воду бросилась:

– Это был наш Король?

Денетор молча кивнул.

Она охнула.

– Неллас. Выслушай меня. У нас нет времени на переживания. Дядя плох. Он очень плох, Неллас! Нам тяжело, а ему тяжелее всех. Пойми, я боюсь за его жизнь! И вот поэтому мы переносим свадьбу Митреллас. Дядю нужно увезти из Минас-Тирита, и чем скорее, тем лучше. В Лаэгоре он отвлечется, порадуется на свадьбе, вдохнет наших цветущих лугов… там он вернется к жизни. Иначе очень скоро у Гондора будет новый Наместник.

Она смотрела на мужа, слыша его слова и не веря в них.

– И вот поэтому нам всем нужна твоя помощь.

– Хорошо… – медленно выговорила она.

– Не слушай тетю Андрет. Соглашайся с каждым ее словом и делай всё, как сама считаешь нужным.

Неллас медленно кивнула.

– Ты спрашиваешь, могу ли я сказать прямо? Я скажу. И дядя скажет. И Боромир с Барагундом. Мы все скажем, Неллас. Соберемся где-нибудь на зеленом склоне: мы, отец с матушкой, Митреллас со своим мужем – и расскажем друг другу всё, что нам удалось узнать о Таургоне. Ты права: надо хоть раз в жизни сказать правду. Всю правду. До последней капли.

* * *

Купец смотрел на руки своего странного гостя. На то, как он держит тонкую харадскую чашку.

Легко держит. Привычно. Ни уронить, ни повредить не боится. И уж конечно, не боится обжечься.

Лесной бродяга? Год «Феникса» распознающий на вкус?

Купец хвалил себя за осторожность и предусмотрительность: ведь думал было смешать год Серой Змеи как раз с годом Мула, чтобы продать господину Хальмиру (дескать, удалось достать, просто чудо, что снова удалось, да, дороже прежнего, но ты же понимаешь, господин мой, чай того легендарного года снова не вырастет…), а он придержал чистый: вдруг новый ценитель найдется, угостить его, вкус с одного раза он не запомнит настолько точно, а потом и…

Хорошо, что обошлось. Хорошо, что есть настоящий. Хорошо, что его сейчас пьет этот.

Все знают, что у Паука шпионы по всему Гондору. Но Тарбад – не Гондор! Раньше Паук хоть границу соблюдал, здесь была вольница. А теперь дотянулся.

Прислал.

Надо всех предупредить. Чтобы узнали его, когда он и к ним нагрянет…

И как? Что о нем сказать? Какой он?

А никакой!

Обычный северянин на вид.

Ну высокий. Сильный. Воин, между прочим. По рукам видно. Да… только не по лесам тот воин ходить привык. Небось ему в Минас-Тирите кольчугу и латы слуги до блеска вылизывают.

Что заставило такого человека пойти к Пауку в шпионы?!

Может, бедный?.. был. Пока его Паук чаем не приманил.

Ладно, это их дела. Как его своим описать? Лицо… ну какое у него лицо?

Светлое. Доброе.

Да уж, человеку с таким лицом всё про себя рассказать хочется. А он послушает, а потом Пауку под чай и доложит.

Времена пошли! Чем честнее лицо, тем меньше можно верить человеку… И налоги теперь придется платить по полной. Спасибо скажи, если Паук с тебя за прошлые годы не стребует.

Черные времена настали. Кончилась тарбадская вольница…

– Как я мог так ошибиться?! И не исправить теперь…

Таургон был в отчаянье. Друзья сочувственно молчали (да и что бы они могли сказать?), Тинувиэль забыла про тарбадские запахи и повторяла на разные лады:

– Но ведь это книга для гондорцев… для Гондора всё написано верно…

Таургон качал головой, ища силы смириться с непоправимым.

Суть трагедии была такова.

С утра они всей ватагой отправились смотреть нуменорскую архитектуру, Таургон показывал и рассказывал так, будто сам жил в этих домах пять тысяч лет назад, солнце сияло, Гватло, вопреки имени, сверкала, к счастью Тинувиэли, у реки воздух оказался чище, ранненуменорский стиль был чудесен, имперский – величествен, а там, где он подражал убранству раннего – прекрасен. Всё было замечательно – ровно до той поры, пока они не вошли в здание имперского стиля, первый этаж которого по местному обыкновению был отдан купцам.

Товары арнорцев не интересовали, Таургон хотел показать им пол.

А пол оказался выложен мозаикой из мелких камней и редкой смальты. Смальта, кстати, за эти века сильно побилась, в узоре остались пустые гнезда.

Но беда была не в ней.

– Значит, это не имперских времен здание, – сказал Таургон. – Но я только по полу и отличу нуменорское от раннего гондор…

Вот тут это и произошло.

Какой «ранний Гондор» – в Тарбаде?! В Арноре! Конечно, стиль надо было называть по имени Элендила, и кому, как не ему, это сообразить, но не подумал, любовался остогеровскими переливами камня, отмахивался от этих мозаик из мелочи… и вот ты уехал, а твоя ошибка осталась в Гондоре, и не исправить ее никак.

– Ладно, пойдемте, – вздохнул он. – Поищем, какие тут еще полы. Если повезет, найдем хороший имперский.

Им повезло. Они нашли, и довольно быстро.

И это было прекраснее того, что уцелело во дворцах Осгилиата.

Там – подражание. Старательное, с любовью… но лишь попытка воссоздать. Тут – подлинное чувство камня, глубины его цвета, перелива тона. Не везде видишь стык цветов, а замечаешь – так потому, что камни на стыке выщерблены за столько тысяч лет.