Гондору не нужен Король

Ночи были всё короче, Тинувиэль никак не могла привыкнуть к долгим северным сумеркам и к тому, что спать надо ложиться засветло; обоз шел, не спеша и не мешкая, по вечерам дунаданы пели долгие песни, чем совершенно изумляли господина Банго: как это вы столько песен знаете и каждая такая длинная, и как вы не путаетесь в куплетах и поете так слаженно; один из двух работников господина Банго изумительно куховарил, просто праздник каждый ужин, Алдарион наставительно изрекал, что хоббичья стряпня – это самое вкусное, что бывает в Арде, и Таургон с улыбкой кивал, стараясь не вспоминать обеды у Денетора…

Холмы Мертвых с их островерхими камнями, торчащими как клыки древнего зверя, сильно напугали Тинувиэль. «Добро пожаловать в Арнор, госпожа», – с грустной усмешкой сказал ей Маэфор. Но и хоббитам было не по себе. Переход в тот день был долгим, очень долгим, до самой темноты. Ночью развели костер повыше и поярче, хоббиты выслушали заверения своей охраны, что отобьются и от людей, и от нелюди, посмотрели на серый блеск их мечей и уснули где упали; Тинувиэль заснуть не могла, и Таургон усадил ее с собой у костра, молча обнимал, грея ее руки своей ладонью, она смотрела в огонь – и незаметно уснула у него на плече.

Назавтра миновали Каменистый брод, и начался Шир.

Хоббичьи норки с круглыми дверьми, палисадники в июньских цветах, огороды, где кипела работа… хоббитята, прерывающие игры с веселым визгом «Верзилы! Смотрите, Верзилы!»

«Нас здесь не любят», – объяснял Таургон Тинувиэли, словно извиняясь за этот край.

На ночь господин Банго устраивался где-то у знакомых, дунаданы не без усилий находили холм, в котором не были бы прорыты норки. Начиналось самое раздолье комаров, так что чем выше была ночевка, тем лучше.

На третий вечер, когда они начали готовиться к ночлегу, из норки в соседнем холме решительно вышла пожилая хоббитянка, с быстротой, не свойственной ее возрасту, спустилась к калитке и, почти взбежав на холм к дунаданам, вопросила грозно:

– Вы что же, собрались вот тут ночевку устраивать?!

Маэфор быстро кивнул отряду: сворачиваемся и ищем другое место, а Таургон взял на себя разговор с суровой хозяйкой:

– Прости нас, госпожа. Мы не знали, что это тебя так рассердит. Мы сейчас уйдем. И если ты подскажешь нам, где мы никому не помешаем, мы будем благодарны тебе.

– Уйдут они! – взвилась она гневом вместо того, чтобы успокоиться. – Уйдут они от моей норки куда подальше! Чтобы вся Южная Четь знала, что я голодных в ночь гоню!

– Прости, госпожа, – не понял арнорец. – Что мы делаем не так?

– Ни капельки стыда у них! – продолжала негодовать хоббитянка, глядя на наследника Элендила сверху вниз, даром что ростом была ему по пояс. – Мать их слову «пожалуйста» не научила! Зато позорить честных хозяек они умеют! А ну, собирайтесь и идем!

Собираться было уже не нужно: за время сей перепалки лагерь был свернут.

– Госпожа, – очень осторожно спросил Арахад, – правильно ли я понял тебя, что ты приглашаешь нас к себе в гости?

– Правильно ли?! А иначе как?

Подошел Маэфор, поклонился почтенной даме (она хмыкнула, но видно было, что ей приятно):

– Госпожа, но у нас обоз…

– Это ты что же мне хочешь сказать?! – милости матриарха хватило ненадолго. – Что у нас места на ваши телеги нет? Или что на нашем дворе ваши тюки украдут?!

– Прощения, добрая госпожа, прощения! – Таургон не выдержал и рассмеялся.

Уж больно впечатлял вид Маэфора, опешившего перед пожилой хоббитянкой.

Странно, но от его смеха она смягчилась. Буркнула под нос что-то, но ругаться не стала и царственно пошла вниз, ведя за собой этих непутевых Верзил.

Которые очень старались не расхохотаться.

Как выяснилось, в норе не теряли времени даром: пару столов вынесли в коридор, чтобы нежданные гости могли поместиться все, в котле булькало что-то сказочно пахнущее, на столе масло, сметана, сыры… Хозяин дома (вероятно, сын суровой повелительницы) стоял у камина, собираясь приветствовать Верзил и не зная, какие слова для этого подобрать. Из отнорков высовывались хоббитята разного возраста, которым явно было велено не мешаться под ногами. Жена хозяина (Таургон сразу назвал ее Ромашкой за милое лицо и очень-очень светлые волосы) расставляла посуду.

Матриарх изволила взглянуть на стол и вопросила сына:

– Это что же? Это всё?! Мы что, по-твоему, Пустомиски какие-нибудь, а не Мышекори?!

Хоббит не успел ни ответить, ни исправить свою оплошность.

Дюжина дунаданов спросила почти голос-в-голос:

– Мышекори?

– Как Мышекори?!

Суровая хозяйка онемела.

Не ждала она от этих дылд мимохожих такой глубокой радости от того, что они узнают, в чью нору вошли.

И откуда им известно? Эти ведь бродяги табак курить не умеют, не то что почтенные хоббиты.

– Фредегар Мышекорь, к вашим услугам, – хозяин опомнился первым. – А это матушка моя, Гортензия.

– Урожденная Мшара, – добавила она, не позволяя сыну сообщить всё самому.

– Меня зовут Таургон, – он поклонился. – А это Маэфор, глава нашего отряда. Госпожа Гортензия, позволь нам присесть.

Даже в самом высоком месте нора была не по росту дунаданам.