Гондору не нужен Король

– «С возвращением» и всё? – возмутился принц не то в шутку, не то всерьез. – Раз вы так, то я на вас… Сильмариэнь напущу! Завтра же она будет здесь!

Он вскочил на лошадь и поскакал вниз, но его угроз, как и его отъезда, никто не заметил.

– Вот ты какая, – сказал Араглас. – Подойди.

Она подошла, он сделал ей знак наклониться и поцеловал в лоб.

– Умница, – сказал он. – Умница.

Как ни представляла себе Тинувиэль встречу с его семьей, но явно не так.

Они пошли в пещеру, сели за стол, Араглас расспрашивал сына, тот отвечал. А она даже не сознавала, что вот пещера, которой она так боялась, и едкий запах торфа, с которым ей жить всю жизнь, она думала только о том, что – сегодня ночью, и ей и хотелось этого, и было страшно, а еще – страшно любопытно.

Миринд заметила ее состояние и спросила.

– Мы еще… не совсем женаты, – ответил сын.

– Как?!

– А как, матушка? На Амон-Анвар? за придорожным кустом? на постоялом дворе в Тарбаде? Мы ждали до дому.

– У тебя железная выдержка, – одобрительно кивнул отец.

– Раз так, пойду всё приготовлю вам, – сказала мать.

Она вышла.

Араглас продолжал задавать вопросы, Арахад отвечал, но разговор велся лишь затем, чтобы не сидеть в тишине, ожидая возвращения Миринд.

Про еду на столе все забыли.

– Не думала я, – сказала Миринд, входя, – что мне доведется постелить вам брачное ложе. Каждая мать мечтает о таком.

Тинувиэль молчала смущенно, мужчины улыбались.

Араглас и Миринд по очереди поцеловали молодых.

– Идите, – кивнул отец. – И будьте счастливы.

Они пошли в приготовленную матерью пещеру.

Араглас обнял жену, усадил с собою рядом. Миринд прижалась к нему.

Это было странное семейное торжество: торжество тишины. Праздник без гостей, песен, здравиц. Без громких слов, какой бы смысл ни вкладывать в слово «громкие». И всё-таки после собственной свадьбы это был самый главный праздник в их семье.

Теперь всё было хорошо. Не о чем тревожиться. Он вернулся. Он женат на этой девушке с таким ровным, мелким и четким почерком. И можно сидеть, обнявшись, греясь в лучах закатного солнца, и тихо говорить. Неважно, о чем.

– Она хорошая девушка, – сказал Араглас. – Добрая. Правда, сама еще о себе этого не знает.

– Научим, – отвечала Миринд. – Всему научим. Ее, бедняжку, совсем ничему не учили. А он ее еще избаловал.

– Ну, она ему кого-то напоминает, – усмехнулся муж. – Была одна такая… слишком умная, чтобы стать счастливой.

– И не говори… – вздохнула Миринд, принимая этот укор.

– Она отогреется и расцветет, – задумчиво говорил Араглас, и слова были не важны, а важен этот теплый вечер, и жена рядом, и сын со своей любимой, и прожитые годы, и годы оставшиеся, которых еще немало, а в них будут внуки и спокойная уверенность в будущем.

– Она отогреется, – повторял вождь дунаданов. – Ей это будет легче, чем тебе. У нее будет лучшая на свете свекровь. И не будет войны.

– Ну, судя по планам Арахада, спокойная жизнь у нас кончилась, – заметила Миринд.

– Или только начинается, – тихо возразил муж. – По-настоящему спокойная. Без тайного страха.

– Да, – она крепче прижалась к нему. – Да.

Солнце медленно спускалось. Становилось совсем тихо, как только и бывает летним вечером, когда всему миру хочется одного: замереть, расслабиться и отдохнуть. Когда не слышно птиц, не вздохнет ветерок, не качнутся травы на лугу.

…и эхо доносит отголоски. Очень тихие. Но для того, кто понимает…

– Не подслушивай их. Это неприлично.

– Неужели? – смеется Араглас.

Он вслушивается. Она недовольно поглядывает на него, но слушает тоже.

Им хватает этого слабого эха, чтобы воочию видеть происходящее в той пещере.

– А он молодец.

– Так чей сын, – не без гордости говорит Миринд.

– Я в его годы таким не был…

– Еще бы! – она фыркает, скорее в шутку, чем всерьез. – В его годы ты меня еще сестрой считал!

– Ты понимаешь, о чем я.

– Ну а что ты хочешь? – улыбается она. – Сколько он ее вез? два месяца? больше? Я не знаю, как он выдержал.

– Я вполне его понимаю, – отвечает Араглас. – Я высокого мнения о ребятах Маэфора, но – под их охраной?! А на месте Маэфора я бы их одних в лес не отпустил… Н-нет, лучше подождать.

Они снова вслушиваются в эхо.

– Да, – качает головой муж, – время ожидания подробно объяснило ему, чего он от нее хочет. Все эти месяцы… и все те годы.

– И она оказалась мудрее меня.

– А он мудрее меня.

Небо еще золотистое, но склон холма уже в тени.

Эхо замолкло. Вряд ли надолго, но отдохнуть ему тоже надо. Эху, по крайней мере.

– Пойдем? – Араглас улыбается.

– Когда ты уймешься? Годам к ста пятидесяти?

– Я уймусь, – спокойно и серьезно отвечает он, – когда моя жена перестанет меня желать.

Рассветный холодок забрался в пещеру и бесцеремонно полез на брачное ложе. Тинувиэль зашевелилась, ища, где теплее, прижалась к мужу. Тот медленно просыпался.

Не хотелось вставать, решать судьбы Арнора, даже не хотелось видеться с теми, о ком вспоминал двадцать лет. Хотелось оставаться здесь, на этих мягких шкурах, любить эту женщину, упрямую, взбалмошную, невыносимую… ждущую, внезапно страстную… единственную.