Гондору не нужен Король

– Сколько лучников прислали хоббиты на Вторую Ангмарнскую? – Халлах спросил так искренне, что Алдарион ответил всерьез:

– Три десятка.

– А, – со священным ужасом в глазах кивнул Халлах. – Три десятка. И конец семивековому королевству назгула.

– Только чтобы тихо! – Гортензия говорила уже шепотом, но не менее сурово. – Дети за стеной спят!

– Мы тихо, – кивнул Таургон.

Кажется, она поняла его с точностью до наоборот.

– Неуемные! Ни звука, я кому сказала!

Она наконец оставила их одних.

На постоялом дворе в Тарбаде сдержаться было проще простого. А здесь…

Надо было настоять и пойти на сеновал, вместе со всеми.

– Здесь так странно, – прошептала Тинувиэль. Она говорила совсем тихо, и ее дыхание обжигало ему лицо.

«Родная, не мучай».

– Мы здесь меньше дня, а кажется, будто жили тут всю жизнь.

– Да, хоббиты такие. Давай спать.

«Шестнадцать лет в Хранилище было проще».

– Скажи, а в ваших пещерах – так же?

– По-другому. Но похоже.

«Поговорить завтра с Маэфором. Обоз может идти быстрее. На пару дней раньше придем. Хотя бы на день!»

– Скорей бы добраться.

«Она не боится. Она больше не боится. Сколько еще?! Неделя? Больше? Ну не здесь же, в самом деле?!»

– Послушай…

– Родная, мы обещали: ни звука. Хватит разговаривать. Пора спать.

По дому плыл запах пирогов. Госпожа Гортензия изволила сказать, что зря она, что ли, с ночи поставила тесто, так что подождут, не горит у них там, а без приличной еды с собой она их не выпустит. Может, хоть от ее пирогов они задумаются, что образованным людям надо дома сидеть, а не по всем канавам грязь на плащи собирать!

Так что господин Банго, совершенно перепуганный утром от исчезновения обоза со всей охраной, а затем счастливо обретший его, сейчас сидел вместе с господином Фредегаром на лавочке, они курили длинные трубки и занимались этим делом с таким изысканным удовольствием, что дунаданы невольно задумывались о том, что пускать дым изо рта не так уж плохо.

Между делом Банго прикупил у хозяина тючок табаку: продажного сейчас у Мышекоря не было, но то для чужих, а бездонность хоббичьих кладовых все знают (и уж точно – знают все хоббиты!), так что попутчику таких воспитанных людей просто грех не продать.

Утро было добрым.

От завтрака дунаданы отказались, только выпили отвар трав и сейчас бродили вдоль табачных грядок, любуясь огромными белыми цветами. Всё равно не было никакого шанса вырваться на свободу: обоз охраняли два огнедышащих (точнее, дымодышащих) стража. Банго, видимо, Гортензию знал – и не спорил с ней.

Наконец явилась повелительница с блюдом пирожков в руках.

– Знаю, что не завтракают перед переходом, – не терпящим возражений тоном объявила она. – А по одному – можно. С пылу, с жару!

Ей подчинились – да и как было иначе!

Угощая Таургона с Тинувиэлью, она прошептала им:

– Вот молодцы! ни звука слышно не было, – и заговорщически подмигнула.

Тинувиэль почувствовала, что краснеет.

А Таургон с самого утра уже переговорил с Маэфором, тот сказал, что отдаст им одну из лошадей, Тинувиэль поедет верхом, и хорошим дунаданским шагом это от моста дня четыре, а если кто-то очень торопится, то может и за три. Ну и сейчас обоз тоже пойдет побыстрее.

Перри с младшим братом и сестричками погрузили на телеги корзины пирожков, после чего врата усадьбы дозволено было отворить.

– Скажи ему: хватит бродяжить! – на прощание наставляла хоббитянка Тинувиэль. – Не дело: образованный, вежливый, красив по-вашему – и с обозами таскается!

– Он больше не будет, – оправдывалась Тинувиэль за мужа.

…и тебе не узнать, госпожа Гортензия, почему не будет.

* * *

Миновали край хоббитов. Сменили телеги на лошадей. Тинувиэль распрощалась со всеми – очень надеясь, что они еще увидятся когда-нибудь. И Арахад с Алдарионом, поочередно ведя ее лошадь под уздцы, широким шагом пошли на северо-восток.

По левую руку тянуло свои бесконечные отроги Северное Всхолмье. Горы были непривычными: пологими и покрытыми лесом, и лес тоже странный: черно-изумрудные ели, тонкие, как копья, и такие высокие, что и три, и четыре южные сосны составят их рост.

На юге высокие горы и низкие деревья. А здесь – наоборот.

А еще здесь дали. На любой холм подняться – впереди гряды, гряды, гряды. Зеленые лиственные леса, черные еловые, где-то безлесая вершина – луг, а где-то выступают скальники… или это руины былых времен?

Три с половиной дня понадобилось братьям на быстрый переход. К вечеру четвертого они увидели отрог, почти лишенный деревьев, но тут и там сереющий скальниками. Арахад, и так шедший быстро, прибавил ходу, а потом бросил повод Алдариону и побежал вверх по склону.

Тинувиэль не сразу разглядела то, что еще снизу увидел он: фигуру высокого седого человека возле входа в одну из пещер.

Когда они с Алдарионом поднялись, Араглас уже сидел в раскладном кресле, рядом стояла седая, но потрясающе красивая женщина, а Арахад, стоя на коленях, попеременно целовал руки их обоих.

И все трое плакали.

Алдарион помог ей спешиться.

– Наконец-то, моя милая, – обняла ее Миринд. – Мы так давно ждали этого дня.

И кивнула младшему:

– С возвращением, Алдарион.