Гондору не нужен Король

Он спустился по лестнице, вырубленной в скале, и оказался в довольно большой зале, где завтракало дюжины три юношей, одетых в черное с серебром.

Когда первые заметили северянина, они замерли, кто героически сдерживая улыбку, кто заставляя себя смеяться безмолвно. Их товарищи оборачивались – и тоже принимались отчаянно бороться с хохотом.

А потом кто-то не дал себе труда сдерживаться и засмеялся в голос.

Это было камнем, сорвавшим лавину за собой: трапезная захохотала так (а эхо усилило!), что, кажется, наверху Белое Древо содрогнулось.

Таургон виновато улыбнулся, пожал плечами: дескать, всё так, я знаю, как нелепо выгляжу, да, смейтесь, я бы и сам посмеялся, увидь такое.

Пока он носил бороду, не было заметно, насколько обветрено его лицо. Сейчас же, когда он ее сбрил, контраст между темными щеками и нежно-розовым подбородком оказался таким, что… что нужно быть очень хорошо воспитанным, чтобы не расхохотаться, и уж совсем идеалом сдержанности, чтобы не выдать чувств.

Извиняющаяся улыбка северянина сделала то, чего не достигли бы возмущенные слова: смех затих почти так же быстро, как и возник. Ну да, он взрослый, ну да, сбрил бороду, любой на его месте выглядел так же… и вообще, их приучали, что эмоции следует держать в себе.

Таургон нашел свободное место за столом и начал есть. Живот орал о том, что последний раз его кормили полтора дня назад; и вот поэтому есть надо очень медленно, иначе не наешься толком, иначе смеяться станут уже не над розовым подбородком, а над тобой: обжора.

Пища, кстати, здесь была много проще, чем у Хириль. Ну конечно. Та дорожила постояльцами и старалась изо всех сил, а тут лордят держат в строгости.

– Говорят, ты не умеешь спать на простынях? – услышал Таургон насмешливый голос.

Арнорец не стал поворачивать головы. Велика честь: баловать своим вниманием.

Не получив ответа, неизвестный перешел к тому, что считал более злой шуткой:

– Ты, вероятно, сегодня умылся впервые в жизни? Только не всё отмыть удалось?

Обижаться на мальчишку, у которого голос уже перестал быть ломким, но это не сделало его старше?

– Там, откуда ты родом, мыться совсем не умеют, да?

– Фингон, прекрати! – прозвенел над трапезной голос.

Вот тут Таургона чуть не подбросило.

Нет, он привык за эти годы, что здесь любят имена из древней истории, но – чтобы такое имя и у такого человека!..

В трапезной стало не до еды. Замерли, даже Эдрахил, хотя он явно не собирался вмешиваться.

Все глядели на Фингона и его противника.

Лордёныш оказался довольно взрослым: без малого двадцать. Высокий, плечистый, по лицу видно, что очень знатный. Есть в людях это качество – порода, и неважно, мудрый ты или глупый, она заметна всё равно.

К Фингону быстро шел юноша, которого было еще впору звать мальчиком. Года на четыре моложе, на голову ниже – отчаянный смельчак! – идти против того, кто тебя старше и сильнее. Четыре года в их возрасте – разница серьезная.

…а ведь этот Фингон замолчал. Замолчал от окрика мальчишки.

– Ты позоришь Гондор, насмехаясь над чужеземцем! – отчеканил юноша, глядя на Фингона сверху вниз.

Вот несмотря на разницу в их росте.

Таургон видел, что эти слова были лишними. Мальчик почувствовал свою силу и не смог остановиться. Ему надо было сдержаться, одолев единственной фразой… он слишком молод, он увлекается. И подставляется.

И Фингон не замедлил воспользоваться преимуществом. Он усмехнулся и осведомился:

– А ты не рано начал приказывать, Барагунд?

Барагунд покраснел, но не смутился и ответил, явно подражая тону кого-то из взрослых:

– Возможно, рано. Но в одном я уверен, – он смерил противника взглядом: – ссориться со мной тебе уже поздно.

Это «уже поздно» прозвучало так, что Арахаду стало не по себе. Да и не ему одному.

Фингон молчал. Он услышал то, на что нет и не может быть возражений.

Кто-то из товарищей положил ему руку на плечо, увел к столу и остывшей еде.

Таургон встретился взглядом с Барагундом и благодарно кивнул. Едва заметно, только глазами.

– Ну, давай посмотрим, что вы там на Севере умеете, – не без азарта проговорил командир, берясь за тренировочный меч.

– Где уж нам, пенькам замшелым, уметь что-то… – с тем же блеском в глазах отвечал Таургон.

– Камушкам неповоротливым, – в тон сказал Эдрахил, а дальше им стало не до обмена шутками.

Первую схватку командир проиграл.

Вторую тоже.

Третью выиграл, но только потому, что арнорец открылся совершенно по-дурацки, о чем Эдрахил не преминул сообщить весьма громко и экспрессивно.

Следующую проиграл.

Опять победил и опять потому, что «надо же думать о защите, и почти-победа – это поражение и смерть, будь меч у меня заточен!», а также много других слов. Если первый раз у Эдрахила и были сомнения, то на второй их не осталось: северянин открывается нарочно, делать он этого не умеет, поэтому выходит действительно нелепо.