Гондору не нужен Король

– Печальное? Пожалуй, – вздохнул северянин и ответил на вопрос раньше, чем тот был задан: – Представь, скажем, человека, которому подарили роскошное одеяние. А он изодрал его и бросил в грязь, а теперь громко хвастается этим. Что бы ты о нем подумал?

Гондорец кивнул, но неуверенно: мысль Таургона всё еще была ему непонятна.

– Ты никогда не задумывался, – продолжал Арахад, – почему у Белого Древа стоят именно юноши самых знатных семей?

– Это традиция, – пожал плечами сын Денетора. – Почтение к Древу, почтение к прошлому…

– Нет, – в голосе северянина слышалась улыбка, – это не традиция, это дар. И не Древу, а нам.

Барагунд молчал, вопросительно и требовательно.

– Да, это дар. Когда еще в нашей жизни у нас будут часы и часы на размышления о судьбе Людей Запада, о прошлом и его откликах в настоящем? впереди нас ждут бесконечные дела, очень важные, и нам просто некогда будет подняться на вершину, чтобы… помолчать, – он сделал выразительную паузу, – а сейчас у нас это время есть почти каждый день. А рядом – оно, дважды спасенное Исилдуром, выжившее в годину мора, Древо Королей, живущее и цветущее вопреки судьбе… Ты когда-нибудь ощущал его путь? путь, который провел его от саженца, пережившего мор, от отростка дерева Минас-Итиль, от плода Нимлота, от самого погибшего Нимлота и дальше – к Келеборну и Галатилиону? Его жизнь, длящаяся тысячелетиями, длящаяся дольше, чем существует наше, солнечное время? Оно цветет и дает плоды, но никогда ни один плод не прорастет, потому что Белое Древо всегда одно в Смертных Землях.

– Я… – Барагунд не сразу совладал с дыханием, – я думал обо всем этом. Но не так. Так, как ты, я не умею.

– Я в твоем возрасте тоже не умел, – пожал плечами Арахад. – Затем нам и даны эти годы, чтобы научиться.

Юноша кивнул.

– Попробуй почувствовать его. Оно откликнется тебе, я уверен.

– Как это сделать? – нахмурился Барагунд.

– Как? – северянин задумался, не нашелся с ответом, хмыкнул. – Как говорил мой наставник, это проще понять, чем объяснить. Ну… просто думай о нем.

– Я думал.

– Не-ет, – улыбнулся Таургон, – так не годится. Ты начинаешь мне объяснять, почему у тебя не получится.

– А… если оно откликнется, как я пойму это?

– Н-да, у тебя и вопросы… откуда же мне знать, как это будет у тебя?

Уже совсем рассвело, скоро бежать за шлемами и – к нему.

Барагунд требовательно молчал. У Таургона мелькнула мысль, что будущий Наместник Гондора не позволит солнцу взойти до тех пор, пока не получит необходимый ему ответ. Жаль, что это не так. И почти уже нет времени на раздумья.

– Когда ты почувствуешь, что в тебе что-то изменилось, что ты стал чище и светлее, это наверняка оно.

– Спасибо! – пылко сказал Барагунд.

И они оба опрометью помчались за шлемами.

Караул сменялся под пение серебряных труб, и этот миг каждый раз заставлял Арахада испытывать чувство радостного волнения, удивительно ясного и чистого. В эти мгновения любое собственное действие, даже самое обыденное и простое, казалось ему исполненным особого значения и особой силы; эта сила была выше его, от дунадана требовалось лишь одно: позволить ей течь через себя. Арахад боялся, что со временем он привыкнет и эта радость уйдет, так что всякий раз, заступая в караул на рассвете, ждал: будет? нет? Оно приходило. А страх утратить эту радость всё-таки исподволь грыз душу: он чужеземец здесь, он на всё смотрит свежим, удивленным взглядом… но что, если с годами он станет глядеть на это так же, как гондорцы? не хочется думать, что его взгляд тоже станет серым и равнодушным.

Сегодня он стоял лицом к западу, то есть ко дворцу. Это считается – повезло: солнце не бьет в глаза, да и вообще на тебя никто не смотрит, можно не следить за лицом.

Видно, как в королевских покоях идет обычная уборка. Она каждый день. Традиция.

Интересно, что там осталось за эти триста лет? Мебель, наверное, стоит до сих пор, ею же не пользуются, так что не развалится. Ткани… занавеси на окнах не выглядят древними, им явно не три века, меняли. Вот как раз слуги их распускают, чистят, собирают снова в красивые складки.

Верности Королю хватает на занавески и протертую пыль. Скажи он тому же Фингону, что бессмысленно убираться в покоях, куда три с половиной века никто не входит, кроме слуг, юный лорд вознегодует: как безродный северянин осмелился покуситься на гондорскую святыню?! Скажи это Фингону не он, а кто-то из его дружков, сын Эгалмота и тут бы не поддержал, наверное: дескать, даже если ты и прав, не стоит об этом вслух.

Да, но только ведь разговор об отце с ними не заведешь. Даже в мыслях, даже в мечтах. С Диором в мечтах – да. А потом как представишь совет… Марах и Фелинд будут со всей дотошностью требовать доказательств, у нас же две Звезды Элендила, а значит у вас – ни одного потомка Аранарта… ну, это-то не сложно: приедет владыка Элронд, привезет настоящую. Поверят. Харданг, Туор, Инглор – эти обрадуются. Особенно если эльфы приедут. А вот Борлас и Эгалмот… что им за дело до Звезд и эльфов? они признают только власть. Есть у эльфов власть здесь? нет. А уж у северных бродяг…