Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Все это <горьковское> окружение ело, пило, танцевало, играло в лото и в карты, обязательно на деньги. Пели какие-то странные песни. В большом ходу были среди них разные издания «для старичков», порнографические романы XVIII века, главным образом переведенные с французского, маркиз де Сад и прочее. Разговоры иногда бывали такого характера, что у меня, молодой женщины, горели уши, и все называлось открыто… <…> Зиновьев (председатель Петроградского совета) и Каменев (уполномоченный Совета рабоче-крестьянской обороны) <тоже> бывали на Кронверкском, иногда бывала также Злата Ивановна, жена Зиновьева. <…> В феврале 1919 года А. М. Горький и М. Ф. Андреева возглавили Оценочно-антикварную комиссию Народного комиссариата торговли и промышленности. Члены этой комиссии — а Горький привлек к работе 80 лучших питерских специалистов — отбирали вещи, имеющие художественную или историческую ценность, из имущества, конфискованного во дворцах и особняках знати, в банках, антикварных лавках, ломбардах и т. п. Часть отобранного должна была попасть в музеи, а часть собирались продать с молотка за границей. После Февральской революции в Петрограде шла бойкая антикварная торговля. Распродавали семейные реликвии и раритеты покидавшие Россию состоятельные люди; сбывали награбленное в царских дворцах революционные матросы, комиссары и воры. В покупателях, в том числе и иностранных, недостатка не было. Датский коммерсант Эрик Плуме собрал в ту пору прекрасную коллекцию (308 предметов), украшением которой были драгоценные безделушки императриц Елизаветы и Екатерины II, но переправить ее на родину не смог. <…> Весной 1919 года доверенные лица Плуме <…> предложили наркому А. В. Луначарскому приобрести коллекцию для музея. По оценке антиквара А. К. Фаберже, сына знаменитого ювелира, она стоила одиннадцать миллионов рублей. Коллекцию, находившуюся на частной квартире, несколько раз осматривали Луначарский, Горький и Андреева. Затем члены горьковской комиссии <…> и сотрудники отдела изобразительных искусств Наркомпроса <…> после экспертизы отобрали для покупки вещей на восемь миллионов рублей. Но 31 мая 1919 года чекисты арестовали <продавцов> обвинив их в спекуляции. Якобы они хотели получить фантастическую прибыль на продаже коллекции, красная цена которой два миллиона рублей. (Кто оценил коллекцию в эту сумму, осталось неизвестным.) Расследование, проведенное следователем Назарьевым, выявило «вопиющие» факты: «В деле продажи коллекции громадное значение имели завтраки, которые устраивали спекулянты членам Экспертно-Художественной комиссии во время осмотра коллекции. Эти завтраки по теперешнему времени вполне могут быть названы пиршествами, так как на них подавались совершенно недоступные честным гражданам голодного Петрограда кушанья, а именно: пироги, кулебяки, бисквиты и прочее. … На этих пиршествах подавалось и вино — дорогие старые вина, как, например, коньяк времен Наполеона, появление которого на столе вызвало всеобщее удивление и, вероятно, восхищение и неизбежную признательность почетных гостей радушным спекулянтам…перед соблазнами мира сего не устояли не только члены Экспертно-Художественной комиссии во главе с маститым художником Александром Бенуа, но даже такие испытанные борцы Революции, как председатель этой комиссии Максим Горький и Народный Комиссар по просвещению Луначарский, которые также приняли участие в одном из пиршеств <этот обед продолжался шесть часов!> и у которых не хватило мужества с негодованием отвергнуть антикварный коньяк времен Наполеона. Если бы они в этот позорный момент вспомнили о трагических страданиях рабочего класса, в особенности здесь — в голодном Петрограде, они, несомненно, устыдились это сделать, но они злоупотребили доверием народных масс. За свои деяния они должны дать отчет, и заслуженная ими кара призовет их к революционному порядку, иначе при безответственности неизбежно последуют новые и худшие падения». А далее следователь Назарьев предлагал: «Весь состав Экспертно-Художественной комиссии во главе с Максимом Горьким и Народным Комиссаром Луначарским привлечь к ответственности за злоупотребление властью». Рядовой следователь ЧК не решился бы замахнуться на Горького и Луначарского, не имей он поддержки сверху. Не исключено, что в получении компромата на «буревестника революции» и аресте продавцов коллекции был заинтересован председатель Петросовета Григорий Евсеевич Зиновьев. Участие Горького в пирушке Зиновьев вряд ли мог счесть достойным компроматом. Он сам поесть был не дурак, да так разъелся в голодающем Питере, что заработал прозвище «ромовой бабы». Другое дело, если ему стало известно о том, что какие-то вещи Плуме Горький хотел заполучить для своей коллекции. <…> О коллекции Алексея Максимовича писала в своем дневнике Зинаида Гиппиус: «Горький жадно скупает всякие вазы и эмали у презренных „буржуев“, умирающих с голоду…

Квартира Горького имеет вид музея или лавки старьевщика…» Тут же встречается упоминание о том, что Алексей Максимович скупает «порнографические альбомы». <…> …при расследовании антикварного дела доказательств личной корысти Горького добыть так и не удалось <…>. Неудача с компроматом главу Петросовета, видимо, не слишком огорчила, так как внакладе он не остался. Во-первых, коллекция Плуме была конфискована, т. е. досталась государству задарма. Во-вторых, Григорию Евсеевичу удалось хорошо поживиться за счет Агафона Фаберже, <у которого чекистами была изъята> огромная коллекция почтовых марок и свыше 1700 драгоценных камней… <…> взято много старинных икон в дорогих окладах, тонкой работы фигурок из разных камней, несколько небольших картин, гравюр и миниатюр. <…> Фаберже попал в концлагерь, устроенный в Чесменской богадельне. 44-летний моложавый мужчина через год вышел оттуда седовласым старцем. До самой смерти он не мог понять, в чем он был повинен. Ведь его оценку коллекции Плуме подтвердили сотрудники Оценочно-антикварной комиссии и Наркомпроса, а устройство завтраков и обедов для крупных клиентов практиковал любой уважающий себя антиквар… Горького и К° по антикварному делу даже не допрашивали. Нет никаких сведений о том, узнал ли Ленин о съеденных ими кулебяках. В начале 1920 года Луначарский официально разрешил Горькому для пополнения экспортного фонда скупать частные коллекции. Члены горьковской комиссии также не пострадали. <…> …В 1920 году <они> отбыли с секретным заданием в Европу. Они должны были наладить контакты с тамошними антикварами. М. Ф. Андреева уехала вначале в Швецию, а затем перебралась в Берлин, где помогала устраивать аукционы по распродаже антиквариата и музейных ценностей (в том числе и шедевров Эрмитажа), которые она презрительно называла «старьем» и «хламом»… [БЕЛОУСОВА].