Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Дорогие дети!

Пишу вам всем под свежим впечатлением моего первого визита к кумиру наших дней, властителю дум, Максиму Горькому. Он принял меня по-товарищески. После первых же слов он оглядел меня с головы до ног и пригласил в столовую выпить чаю. И пошел у нас разговор о делах литературы вообще и в частности о еврейской. Не успел я, право, оглянуться, как прошёл час (с 11 до 12). Он просил приходить к нему запросто. Сам взялся познакомить меня с лучшими представителями прессы, одним словом, был дружелюбен, совсем не как некоторые другие! Внешность его вовсе не такая, какой мы себе ее представляем. Интересный человечище, русский человек в полном смысле слова, с хорошим, открытым, ясным лицом и широким носом. Сам высокий, крепкий (совсем не больной), мягкий, хотя немного угловатый, разумеется, и в высоких сапогах… [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 102].

В 1910 году начало выходить первое издание собраний сочинений Шолом-Алейхема на русском языке. Горький, живший тогда на Капри, получив и прочитав первый том этого собрания, в который вошла повесть «Мальчик Мотл» — в тогдашнем русском переводе «Дети черты», и другие рассказы, написал Шолом-Алейхему трогательно-дружеское письмо.

М. Горький — Шолом-Алейхему

21. IV.1910 г., Капри.

Искренне уважаемый собрат!

Книгу вашу получил, прочитал, смеялся и плакал. Чудесная книга! Перевод, мне кажется, сделан умело и с любовью к автору. Хотя местами чувствуется, что на русском языке трудно передать печальный и сердечный юмор оригинала. Я говорю — чувствуется. Книга мне сильно нравится. Ещё раз скажу — превосходная книга! Вся она искрится такой славной, добротной и мудрой любовью к народу, а это чувство так редко в наши дни. Искренне желаю Вашей книге успеха, не сомневаюсь в нём.

Крепко жму руку [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 129].

Шолом-Алейхем, страдавший туберкулезом легких, в это время пребывал в Нерви — рыбацкой деревушке неподалеку от Генуи, которая считалась местом, особо подходящим тем, кто страдает заболеваниями легких. Как видно из нижеприводимого письма его дочери, чувствовал он себя в это время плохо, и теплое письмо Горького было ему в радость.