Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Явно несправедливое в персональном плане осуждение Чирикова вызвало бурную полемику в печати. Сначала оно было категорически отвергнуто другими присутствовавшими. За него в частности в открытом письме заступился очень авторитетный в дореволюционной России еврейский общественник Яков Тейтель — добрый знакомы Горького. Затем сам Чириков тоже выступил с полемическим заявлением «Благодарю, не ожидал» («Русское слово», 1909, 3 марта), вслед за которой появились две редакционные реплики на нее. Во второй из них, «Культурные антисемиты», сообщалось о дальнейшем развитии инцидента:

На этих днях состоится второе собрание группы литераторов, в котором будут продолжаться дебаты по вопросам, поднятым Чириковым и Арабажиным.

С резким осуждением Чирикова и поддержавших его писателей выступил, как ни странно, большевик В. В. Воровский в статье «В загнившем омуте» [ВОРОВСКИЙ].

С сионистской стороны подал голос Владимир Жаботинский — добрый знакомый Арабжина по газете «Одесские новости», обнаруживший в этом инциденте, где эмоции явно пересилили доводы рассудка, знаковые черты кондового русского национализма. Мол, им — русским, на вас — евреев и вашу культуру, наплевать, вы им глубоко безразличны. И нечего евреям лезть на русскую литературную сцену, куда их не приглашали, а теперь, того и гляди, погонят в три шеи.

Когда евреи массами кинулись творить русскую политику, мы <здесь — сионисты — М. У.>предсказали им, что ничего доброго отсюда не выйдет ни для русской политики, ни для еврейства, и жизнь доказала нашу правоту. Теперь евреи ринулись делать русскую литературу, прессу и театр, и мы с самого начала с математической точностью предсказывали и на этом поприще крах. Он разыграется не в одну неделю, годы потребуются для того, чтобы передовая русская интеллигенция окончательно отмахнулась от услуг еврейского верноподданного, и много за эти годы горечи наглотается последний: мы наперед знаем все унизительные мытарства, какие ждут его на этой наклонной плоскости, конец которой в сорном ящике, и по человечеству и по кровному братству больно нам за него. Но не нужен он ни нам, ни кому другому на свете, вся его жизнь недоразумение, вся его работа — пустое место, и на все приключения его трагикомедии есть у нас один только отзыв: туда и дорога [ЖАБОТИНСКИЙ (I)].

Разобравшись с евреями-ассимилянтами, Жаботинский, повернул, образно говоря, копье в обратную сторону и тут же обвинил передовую русскую интеллигенцию в эксплуатации ассимилированной еврейской интеллектуальной элиты: