— был опубликован в тот же день, что и фотография «Горького-двоеженца». Несмотря на весь свой огромный интеллектуальный багаж, Горький не имел ни малейшего представления о менталитете североамериканцев. Послав телеграмму такого содержания публичным персонам, на законных основаниях находящимся под следствие, он тем самым:
проявил <непростительную> политическую бестактность и удивительное непонимание американских реалий. Вот этой своей фразой он фактически приравнял американский суд к российскому и выразил надежду не на торжество закона, а на скорое торжество социальной революции, причем мировой революции — «день освобождения угнетенных всего мира близок». И тем самым Максим Горький давал в руки своим оппонентам несомненные козыри, потому что вот наглядное доказательство того, что в Америку прибыл возмутитель спокойствия, носитель идей террора и так далее. <…> Сочувствующие русской революции отнюдь не сочувствовали профсоюзам, которые вели свою борьбу подчас криминальными методами. <…> И не удивительно, конечно, что после этой телеграммы, которая имела определенный резонанс, от Горького могли отшатнуться и либералы, и умеренные социалисты, и это во многом могло обусловить финансовый неуспех его поездки [АБАРИНОВ].
Вот что по поводу обрушившихся на него неприятностей сообщал сам Горький в письме к Пятницкомуот 13(26) апреля 1906 года:
Расскажу, кратко, о скандале, известном вам. Подняла его газета «World», по поручению российского посольства, подхватили уличные газеты и — пошла писать Америка! Я подогрел дело, послав в Колорадо телеграмму безвинно и незаконно арестованным двум социалистам, которых правительство очень желает повесить. Это обидело Рузвельта, который желал видеть меня в Белом доме. Обиделись и буржуа [ГОРЬКИЙ (II). Т. 5. С.171–174].
Вокруг личности Горького и Андреевой разгорелся скандал такой силы, что