Горькое похмелье

– Это я и без вас знаю! – Троцкий резко вздернул бородку и ядовито заметил: – Благодаря вашему полководческому таланту мы вчистую проигрываем кампанию на юге! И у меня нет другого выхода, как отстранить вас от должности главнокомандующего Вооруженными силами Республики!

– Пожалуйста! – спокойно сказал Вацетис. – Если так решит Реввоенсовет!

– Плевать! Я сам Реввоенсовет!

Близкий разрыв шестидюймового снаряда воздушной волной выбил одно из стекол салон-вагона.

– Черт возьми, почему не закрыли броневые ставни? – Троцкий смотрел, как по полу растекается лужица из разбитого графина. Успокоился. – Поймите, Иоаким Иоакимович, – продолжил он уже более мягко, – венгерская революция захлебывается, а мы не можем прийти к ней на помощь через районы Григорьева и Петлюры. Германский пролетариат взывает о помощи – не можем пройти через этого бывшего социалиста Пилсудского. Украина разваливается на какие-то самостийные куски под управлением бесчисленных батек и атаманов. Петлюра, Галицийская армия, Ангел, Тютюнник, Зеленый, Струк. А теперь снова этот Махно. Самый опасный, потому что он – наш конкурент в борьбе за крестьянство!..

– Но сил-то у меня действительно нет! – упрямо повторил Вацетис.

Новый взрыв тряхнул вагон, а в бронированные стенки и ставни заколотили осколки. Упал со стены портрет Ленина, Склянский бережно поднял его.

– Мне вспоминается шифрограмма Владимира Ильича командующему Восьмой армией Грише Сокольникову во время Вешенского восстания на Дону, – сказал Склянский, держа в руке портрет. – Грише, который до этого командовал разве что только своей женой. Так вот, Ленин написал ему: «Если нет силы для свирепой и жестокой расправы, то пообещайте амнистию и разоружите полностью, а там посмотрите… Если плохо, надо уметь пойти на хитрость…» Это я касательно Махно.

Троцкий нахмурился, вдумываясь. Прямолинейный Вацетис спросил у Склянского:

– Какую еще хитрость, если он «вне закона»? Обьявить его гетманом Украины?

– Это было бы хорошо, но невозможно. Махно не признаёт ни гетманства, ни какого иного титула. Разве что… он хочет быть не просто батькой, а всеукраинским батькой. Он самолюбив. И главный его соперник сейчас – Григорьев…

– А что, если каким-то способом избавиться от Григорьева и сохранить Махно? В результате получаем талантливого командующего и неплохую армию, – сощурился Троцкий. – Это мысль!.. Да! Махно не пойдет против советской власти, в отличие от Григорьева, который ищет союза то с церковью, то с Деникиным… – продолжал рассуждать Троцкий. – Воленс-ноленс, Украину мы Деникину отдадим. С этой мыслью нам необходимо смириться. Нам просто нечем ее защитить. И Махно станет главным и опаснейшим врагом Белой армии. Причем в ее тылах. И когда мы наконец создадим свои дисциплинированные и надежные силы – мы вернемся. Деникин к тому времени подавится Украиной, а Махно истощит в этой борьбе свои силы. И мы одним ударом покончим с обоими.

Троцкий смолк, стал задумчиво ходить по салон-вагону. Затем подошел к стенографистам:

– Пишите указание Реввоенсовета. Потом отредактируете и разошлете в инстанции… Приказ об объявлении Махно «вне закона» считать ошибочным и отменить. Прессе напечатать положительные статьи о Махно. Стоп… – Троцкий обратился к Склянскому: – И скажите там, в Регистрационном отделе, чтобы послали к Махно надежного человека. Доведите до сведения Махно, что мы заинтересованы в устранении Григорьева. И что ему это зачтется… И никаких писем! Устно! Вопрос слишком деликатный!

– Да, а что с этими делегациями от Махно? – словно вспомнив какую-то мелочь, спросил Склянский.

– Вы о ком?

– Об Озерове и нескольких махновских командирах, – напомнил Троцкому Склянский.

– Там еще были анархисты-теоретики? – вспомнил Троцкий и добавил: – Ничего не делать. Во всяком случае, пока ничего не делать.

– Но… Мы ведь их расстреляли. Срочное решение Ревтрибунала. Кроме этих чудаковатых анархистов из «Набата».

– Но, наверное, боевые командиры оказали сопротивление при попытке ареста? – подсказал всесильный председатель Реввоенсовета.

Склянский покачал головой, как бы взвешивая предложенную Троцким версию:

– Да. Завтра же мы сообщим об этом в газетах. И… если Махно переживет эту весть, не отступится, значит, на него можно будет положиться. Лакмусовая бумажка.

Троцкий бросил короткий взгляд на своего заместителя. Что ж! Очень сообразителен этот маленький бывший военный врач!

Изрядно разросшаяся армия Махно переправлялась по Кичкасскому мосту на правый берег Днепра. Тачанки, конные, даже две пушки прогрохотали по настилу…

На середине моста Махно остановил коня. Придержали коней Галина, Юрко, Задов, Феня… Людской поток обтекал их.

На обоих берегах Днепра грохотала канонада, виднелись дымы разрывов.

– От стоим мы посеред Днепра: по ту сторону Деникин, по эту сторону – красные, – сказал Махно. – И там горит… и там полыхает…

– Там они с Григорьевым бьются! – пояснил Задов.