Горькое похмелье

– Да, вот еще что! Вашу военную делегацию расстреляли. – Незнакомец протянул Задову небольшую газетку «Коммунар», издававшуюся в Харькове.

– Как расстреляли? – опешил Задов. – За шо?

– Почитайте. Хотели выяснить личности, они оказали вооруженное сопротивление. Ошибка вышла. Товарищ Троцкий лично приносит вам свои извинения.

– Пошел он… со своими извинениями. Там же ще эти были… теоретики. Их – за шо? Оны ж даже стрелять не умели.

– Теоретиков не тронули. Только Озерова, Левадного и… почитайте, там все фамилии.

– Заразы вы! Вместе со своим Троцким! – Лёвка схватил посланца за грудки. – Яшка Озеров – герой войны, большевик. Изранетый, як решето. Левадный тоже… после ранения только на ноги встав. Шо ж там ваша ЧеКа творить?

Человек из Харькова позволил Лёвке держать себя за грудки. Не сопротивлялся. Задов отпустил его.

– Бывает, – поправляя на себе одежду, сказал посланец. – Под горячую руку. Неразбериха… Что, у вас по-другому?

– Вас проводить? – холодно спросил Лёвка.

– Не нужно, – усмехнулся незнакомец. – Я ужом проползу.

Лёвка задул свечу. В хате стало темно.

Три дня Нестор пил в Красногригорьевке. Поминал друзей, особенно Озерова, который был для армии незаменим. Штабной талант! В чем только душа держалась, а трудные оперативные задачки решал, как семечки лузгал.

Войско батьки, с каждым днем увеличиваясь, послушно ждало, когда Нестор возьмет в руки вожжи. Причина пьянки была, как все считали, уважительной. Батько переживал за друзей!

Приходя в себя, Нестор спрашивал:

– Як же так? Пятьдесят три ранения. Один такой на всю Россию! А Левадный? Инвалид по голове! За шо?

Опохмелялся, не зная меры. И снова забывался в хмельном бреду, плавал в каких-то иных мирах…

И наконец остановился. Умывшись, выпив рассолу, позвал к себе Задова:

– Шо думает разведка? Простить нельзя!

– Тут мои хлопцы в Москву собираются, – тихо сказал Задов. – «Анархисты подполья»: Соболев, Глазгон, Ковалевич. Хотят отомстить. Кремль взорвать.

Махно нахмурился:

– Я этого не слыхал. Ты этого мне не говорил.

– Просят грошей, – сказал Лёва. – Полмиллиона.

– Денег дай. Но шоб это… Ленина не трогать! Ленина нельзя!

Задов согласно кивнул.

Результатом этой «командировки» явился знаменитый взрыв в Леонтьевском переулке 25 сентября 1919 года, когда во время заседания Московского комитета РКП(б) погибли секретарь МК В. Загорский и многие видные большевики. Легкие ранения получили Н. Бухарин, Ем. Ярославский, М. Ольминский и другие. Ленин, который должен был приехать на заседание, почему-то не явился. Анархистов-террористов либо убили при аресте, либо расстреляли позже. Причастность Махно к теракту не была доказана и всерьез не рассматривалась.

Тогда же Лёва изложил Нестору план ликвидации Григорьева и овладения его армией. Махно думал, хрустел огурцом. Перспективы вырисовывались заманчивые.

– Мысли насчет Григорьева у тебя, Лёвка, толкови. Но пока ж это только мысли. Тут надо все обмозговать, всех мух пересчитать. Чуть шо не так, разорвут нас и мясо собакам покидают.

– А може, на кой хрен нам з большевыкамы звязуваться? Рискувать. Людей наших воны пострилялы…

– Большевики, Лёвочка, это ж не только Троцкий, – задумчиво произнес Нестор. – С Деникиным нам не по пути: сразу ж повесят, без разговора. А большевики – эти, может, ще и водички дадут попить. А в силе будем – и борщом накормят.

Дня через два, когда Нестор окончательно пришел в себя, прискакал нарочный с письмом от Григорьева.

«Батько Махно! Треба по-дружески встретиться и обговорить все наши дела. Уважающий от души Микола Григорьев».

Пришлось задержаться в Красногригорьевке и подготовиться к встрече гостя.

Поезд Григорьева въехал в село, словно передовой отряд победителей. Брички, тачанки, линейки с вооруженными до зубов людьми. Песни про Дорошенка и Сагайдачного…

Махно встречал атамана торжественно, выставил небольшой почетный караул из рослых видных хлопцев. Разукрашенные лентами и монистами девчата поднесли атаману хлеб-соль. Коренастый, с военной выправкой сорокалетний Григорьев выпил чарку, закусил хлебом и кинул на блюдо пару золотых червонцев:

– На щастя, девчата!

И пошел к Махно, безошибочно определив в ряду встречающих хоть и самого маленького, но и самого значительного. Батьки обнялись.

– Ну от, Нестор Ивановыч, ранише б на бронепоезде приехал, а теперь, бач, на тачанках. У тебе тачанкы переняв…

– Тачанка, Мыкола Олександровыч, для степи вещь незаменима!

– А було у мене одиннадцать бронепоездив! – не удержался от хвастовства атаман. – Дым над степом стояв, як од эскадры на мори… Нема бронепоездив. Бильшовыцька артиллерия потрощила..

– Все ще будет, Мыкола Олександровыч! И бронепоезда, и тачанкы, и вся Украина будет в наших руках!

– На це й надеюсь… Ну шо, поговорим без людей? Начистоту?

– Можно й начистоту.

Оставшись одни, они перешли на хороший русский. Хотя закуска у них была, естественно, украинская. Не перевелись еще на Украине ни домашняя колбаса, ни вареники, ни сало. Но все это может скоро кончиться. Нельзя воевать вечно…

Выпили.