Горькое похмелье

В салон-вагоне Троцкого, помимо самого Льва Давидовича, находились еще несколько штабистов, стенографы и телеграфист. Не было здесь уже ни хитроумного Склянского, отбывшего в Москву, ни снятого с поста Вацетиса. Зато рядом с Троцким склонился над картой новый главнокомандующий Красной армией Сергей Сергеевич Каменев, рослый мужчина с невероятной красоты и длины пикообразными усами. Таким усам чуть позже позавидует сам Буденный, когда станет знаменитым, «портретным» полководцем.

Троцкий, пропуская сквозь пальцы телеграфную ленту, продолжал читать:

– «…Честных, по темноте своей совершивших ошибку, я амнистировал и присоединил к своей армии. Исторические последствия за казнь Григорьева беру на себя. В настоящий момент пополненная григорьевцами армия имени батьки Махно выступает против врага трудового народа Деникина… Да здравствует анархический интернационал! Да здравствуют вольные Советы!» Подписи: батько Махно и другие.

Троцкий вновь, уже молча, перечитал последние фразы юзограммы.

– Ишь ты… «исторические последствия»… высоко берет… М-да!.. И опять «вольные Советы». Пустословие это. Демагогия.

Приглаживая усы, Каменев думал о более значительном: о продвижении Деникина и рубежах обороны.

– Мы не поняли замыслов Деникина. Киев – всего лишь обеспечение флангов. И на соединение с Колчаком он не собирается. Взятие Царицына Врангелем – тоже всего лишь обеспечение правого фланга, не более. Он нацелился на Москву, скорее даже – на Тулу, источник нашего вооружения. Для этого он должен захватить всю Украину, обеспечить плацдарм, тылы. – Каменев сделал паузу, нахмурился. – Наши же части на Украине, по сути, или разгромлены, или отрезаны. И потому армия этого батьки нам сегодня крайне нужна. Мы не заинтересованы в ее поражении… Надо информировать Махно о реальной ситуации, поделиться разведданными. На политические разногласия, Лев Давидович, пока надо наплевать! Если мы не хотим победы Деникина.

Троцкий обернулся к стенографисту:

– Сермукс! Запишите тезисы послания к батьке Махно… Приветствуем выдающегося народного вождя…

Карандашик стенографиста быстро заскользил по листку блокнота, выписывая закорючки по системе Соколова.

– …В казни Григорьева видим поступок настоящего революционера. Надеемся на взаимопонимание и дальнейшее сотрудничество… – Лев Давидович повернулся ко второму стенографисту, подтянутому, вооруженному, со знаменитым знаком личного бронепоезда Троцкого на рукаве гимнастерки: – Глазман! Записывайте. Организация статей во всех наших газетах. Юзограмма Стеклову в «Известия». В «Правду» Ольминскому, Ярославскому, Бедному. Главная тема – восхваление Махно. Батько очень чувствителен к отзывам в печати. Самолюбив, как все выскочки. Это не для текста, Глазман! Запишите темы: любовь народа к Махно, его стихийная близость к большевикам. Связать эти два тезиса. Талант Махно как полководца! Пока все.

Закончив диктовать, Троцкий удовлетворенно кивнул. Неожиданно сказал:

– Гражданская война намного сложнее шахмат и преферанса! И куда как интереснее! Сколько ходов, сколько блефа, сколько азарта!

Штабные заулыбались. Они хорошо знали, что такое преферанс! Все это были офицеры старой школы. Троцкий обеспечил им защиту от свирепой толпы и от партизанствующих неграмотных вожаков. Достойную жизнь. Паек. Квартиры.

Из окна салон-вагона были видны разбитые пути, искореженные вагоны. У одного из вагонов сидела крестьянка, пытаясь накормить иссохшей грудью ребенка. Рядом лежал обессиленный старик.

Преферанс противоборствующие стороны раскидывали по всей территории огромной России. Лев Давидович хорошо ощущал свое положение истинного вождя и главного игрока. Игрока, не имеющего соперников, за исключением Ленина, первенство которого он благоразумно признавал. У Троцкого всегда был лучший расклад карт. И у него имелся джокер, который, когда требовалось, превращался в любую выигрышную карту.

Этот джокер – отпечатанная на хорошей бумаге «записочка» Ленина. На ней ни печати, ни штампа, одна лишь знакомая всем подпись. Впрочем, штамп председателя СНК был – в левом верхнем углу. Далее – пробел. И слова, набросанные знаменитой скользящей скорописью Ленина. «Товарищи! Зная строгий характер тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что подтверждаю это распоряжение всецело. Ленин».