– Скажи, Альбертик! На всю жизнь?
– Ладно, – покорно согласился «Альбертик». – На всю жизнь!
– А она такая короткая!
– У кого як, – не согласился «Альбертик». – Я, може, сто годов проживу!
– Я не о том! Разве у тебя это была жизнь? Я вот жила… пока моего поручика, моего Сереженьку, не убили… О, Серж! Дружочек!.. Я в таком доме жила. Куда тебя, Альбертик, верно, и не пустили бы.
– Ну не пустили б! Ну и шо ж, – успокоил подругу господин в золотых очках. – Мене наш урядник и то тилькы в колидор пускав. Плювать! – Он погладил спутницу по кукольной головке: – Ты, главне, не расстроюйся! Може, ще все в твоей жизни на хорошее поверне!
– Нет-нет, – прижималась к отзывчивому покровителю красотка. – Так уже не будет. Все разрушено! Все!
Бывают же на свете двойники! Альбертик удивительно напоминал махновского «булгахтера» Лашкевича. Одно лицо! Но откуда такой костюм, штиблеты, перстень, часы?.. Нет, обознались!
Кавалькада свернула и выехала на главную улицу города – Екатерининскую. Гремела музыка. Хорошо оплаченные, хмельные, старались музыканты.
…Музыка доносилась и сюда, в бывший дворец князя Потемкина. Перед военными, торговцами, промышленниками выступал комендант города, немолодой, обрюзгший полковник Лещинин:
– Господа! Слухи о проникновении в пределы губернии махновских банд сильно преувеличены. В результате поражения войск Махно под Уманью группки бандитов действительно просочились на восток Херсонской губернии. Это в четырехстах верстах от нас. – Полковник сдвинул на нос очки и пристально посмотрел на собравшихся: верят ли они в географическую безопасность Екатеринослава? – Эти бандиты уже в ближайшие… нет-нет, не дни, а часы!.. будут уничтожены еще за пределами губернии… Да и у нас, слава богу, есть достаточно сил, чтобы защитить город! Я распорядился начать запись в ополчение, и через несколько дней мы уже будем иметь пятнадцать – двадцать тысяч штыков. Но это так, для перестраховки.
Двое-трое промышленников при последних словах тихо покинули зал, остановились на лестнице.
– В ополчение не желаете? – усмехнулся один из промышленников.
– Под начальством этого полковника? Увольте! Он не сможет командовать даже борделем.
– Но признайтесь, при нем всем нам жилось не так уж плохо, – пыхнув сигарой, сказал другой промышленник и характерно пошевелил пальцами, словно отсчитывая купюры.
– Ну, в этом деле он не полковник! Тут он полный генерал!..
– И все же… все же… – сказал тощий промышленник с сигарой, дымящейся под унылым носом. – Не кажется ли вам, что надо как можно быстрее уносить ноги?
– Чего вы боитесь, Илья Моисеевич? Махно не трогает евреев.
– Он не трогает бедных евреев… Если эта война еще немного продлится, меня точно уже незачем будет трогать.
Илья Моисеевич спустился по богатой лестнице вниз.
…Мимо дворца медленно двигалась кавалькада: автомобили, пролетки. Музыка, веселье, смех. Сзади плелся трамвай. Пьяный кортеж не уступал ему дорогу…
– Что это за цирк? – спросил Илья Моисеевич у вышедших вслед за ним промышленников.
– Свадьба! «Графиня» Керженецкая выходит замуж за какого-то мешка с деньгами.
– Какая она графиня? Гувернанткой была у Фальц-Фейнов.
– Вторую неделю гуляют. Ночь в «Парадизе», а днем вот так безобразничают…
А в селе Запорожье, что верстах в двадцати от Екатеринослава, батько Махно, одетый в крестьянскую чумарку, обращался к своим хлопцам, тоже «селянам»:
– Завтра, хлопцы, боевый день. Будем Катеринослав брать!
– Як, батько? В той раз с хитростью, на поезди. А с цией стороны – гола степ, все открыте! Як його визьмешь?
– Ты ж сам, Ярослав, говоришь: з хитростью!.. Завтра в Катеринославе ярмарка. Разьве не погуляем?
После тяжелых боев и потерь в Несторе проснулся прежний, артистичный, озорной мастер на выдумки и маскарады. Да и то сказать: удастся хитрость – и он хоть на время станет хозяином края величиной в пол-Италии…
– Так расскажи, батько!
– Шо рассказывать?
– Ну про хитрость.
– Хитрость у меня проста. – Нестор взял с соседнего воза большой арбуз, протянул его Лепетченку: – Откусы, Сашко!
Лепетченко повертел в руках арбуз, удивленно спросил у батька:
– Та як же його откусыть без ножа?
– А ты с хитростью.
Лепетченко под веселый гомон бойцов еще раз повертел в руках арбуз, вернул его Нестору:
– Шуткуешь, батько?
Махно с силой ударил по арбузу кулаком. Красный сок брызнул во все стороны. Потом он ладонью выгреб самую сердцевину, «душу», и стал есть, сочно чавкая.
– От так и мы, – сказал Нестор. – Понял?
Лепетченко озадаченно смотрел на батьку.
– Не понял?.. Еще малость подумай.
И Лепетченко, похоже, до чего-то додумался… Заулыбался.
…Утром, еще до рассвета, едва только засерело небо, в город потянулись возы. На ярмарку. С дарами пока еще щедрой украинской земли. Телеги были полны кочанами капусты, арбузами, мешками с огурцами, луком, баклажанами, корзинами с помидорами. Правили возами по одному ездовому.
На въезде офицеры и стражники всматривались в лица селян. Но что тут увидишь? Бабы как бабы, мужики как мужики. Одного парубка, очень похожего на Юрка Черниговского, стражники схватили, отвели в сторону.