Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

С некоторой долей условности эта устная традиция может быть подразделена на два основных пласта. В основе рассказов, относимых мной к первой группе, несомненно лежат реальные события. Таков, в частности, эпизод из описания сражения при Кампо-де-Эспинас, зафиксированный в латинской хронике Р. Хименеса де Рада. В той битве, состоявшейся между арагонским королем Альфонсо I и непокорными кастильскими магнатами, победа осталась за арагонцами, но кастильцы бились отважно, и многие из них легли на поле брани. Желая подчеркнуть их геройство, хронист сообщает и о подвиге рыцаря-знаменосца из местечка Олеа. Под ним убили коня, ему отрубили обе кисти, но он нашел в себе силы встать, поднять знамя обрубками рук и издать боевой клич, призвавший его земляков продолжать бой[1289].

Другие рассказы либо полностью вымышлены, либо настолько разбавлены фантастическими деталями, что разделить реальную основу и вымысел почти невозможно. Подобных примеров немало, и они давно являются предметом интереса исследователей. Так, Р. Менендес Пидаль обратил внимание на версии эпоса о Сиде, содержащиеся в хрониках[1290]

. В последние годы появились новые работы на эту тему. В частности, Н.Д. Дайер исследовала интерпретацию сюжета о любви Альфонсо VIII к прекрасной иудейке («Fermosa»), отраженного позднейшими романсеро[1291]. Ж. Мартэн подробно изучил пути интерпретации в «Первой всеобщей хронике» историй о первых кастильских судьях[1292]

. Очевидно, что устные сказания, лежащие в основе подобных эпизодов, проникнуты аристократическими представлениями. Но вопрос далеко не закрыт, и можно найти еще многие примеры, более четко отражающие идеальные представления о рыцарстве.

Таков, например, рассказ о греке-паломнике, зафиксированный в латинской хронике Р. Хименеса де Рада, а затем близко к тексту переведенный на старокастильский язык и включенный в «Первую всеобщую хронику». Есть все основания не сомневаться в том, что в основе этого рассказа лежат подлинные события. В конце концов, в присутствии паломника с христианского Востока в Сантьяго-де-Компостела до определенного момента не было ничего необычного. Так, выдающийся русский византинист В.Г. Васильевский обратил внимание на тот факт, что гробница св. Иакова почиталась и на Востоке еще во второй половине XI в., свидетельства чему сохранились, в житии св. Мелентия Нового, написанного Николаем Мефонским[1293].

Другое дело, что в кастильской рыцарской традиции такой факт подвергся активному переосмыслению и приобрел фантастические черты. В интерпретации хрониста «гречишка» (vir Graeculus

) посмел усомниться в том, что св. Иаков действительно являлся рыцарем, а не рыбаком, каковым он его считал по неведению. И тогда во сне ему явился сам апостол в облике могучего рыцаря, восседавшего на великолепном коне, с оружием в руках и предсказал скорое взятие Коимбры, осажденной королем Фернандо I[1294]. И уж совсем фантастическим выглядит эпизод, изложенный будто бы со слов пленных мавров. Тот же апостол вмешался в битву на стороне христиан, восседая на белом коне, с белым знаменем в одной руке и с мечом — в другой. За собой он вел отряд «белых рыцарей», а над ними парили ангелы[1295]

.

Но устные предания могли попасть в текст не только непосредственно или через изложения в латинских хрониках. В Кастилии они дали начало, как минимум, двум литературным жанрам, весьма творчески использовавшим фонд устных образов и сюжетов. Во-первых, это феодальный эпос. Наиболее ярким примером является, разумеется, уже упоминавшийся эпос о Сиде. В данном случае можно проследить судьбу устного предания на разных этапах его трансформации. Эти этапы (пусть и частично) олицетворяют собой латинские поэтический («Carmen Campidocti») и прозаический («Historia Roderici Didaci») тексты, а затем уже собственно эпос, сохранившийся в разных редакциях.

Как известно, в основе эпоса лежат реальные события. Вместе с тем они подверглись существенному переосмыслению и дополнению явно фантастическими образами и деталями. К числу последних относятся упоминания о св. Иакове — Сантьяго: кастильцы имеют обыкновение призывать его в помощь перед битвой, а сам Родриго Диас-Сид клянется его именем[1296]. Но интерпретаторы устных сказаний о Сиде не ограничились лишь изложением устных преданий о великом рыцаре. Их интерпретации сообщают эпосу новое качество, проявляющееся прежде всего в следующем: