Гостиница тринадцати повешенных

– Ах, – прошипел он, скорее падая, чем опускаясь в то самое кресло, где минутой ранее сидела баронесса де Ферье, – ах! Милая тетушка, вы призываете к себе на помощь охотника на негодяев… красивого и храброго Паскаля Симеони! Поучительный же разговор я подслушал! Да, вы сказали, баронесса: здесь я повелеваю! По этой-то причине ваш управляющий, господин Риго, и приберег мне эту лазейку, этот проходной шкаф, который оказался сегодня мне так полезен!.. И Бертранда повинуется мне потому, что я здесь полновластный распорядитель. Но как бы шпион ни был смышлен и усерден, свой глаз все-таки лучше! Бертранда не видела, как вы в окно раскланивались с Паскалем Симеони, прелестная тетушка, а вот я видел. Она не заметила, как вы передавали записку швее, а я это заметил. Ах! Он меня убьет, этот сударь… потому что она этого хочет! Она ненавидит меня до такой степени, что не сегодня-завтра прикажет покончить со мной этому охотнику на негодяев! Охотник на негодяев! Ну что ж, да, я – негодяй… самому-то себе я могу в этом признаться! Впрочем, с таким человеком трудно бороться и при всей храбрости. Убивать – это его ремесло. Он с одинаковой ловкостью управляется как с кинжалом и шпагой, так и с дубиной. К тому же он силен, как Самсон! Я же… умею управляться только с пером, и мускулы у меня совсем детские! О! Но зато у меня ум демона! Да, демона! Она ведь назвала меня демоном, и не ошиблась! Посмотрим же, что придумает демон, чтобы победить Самсона! Ах! Отказаться от нее? Никогда! Никогда! Отказаться и знать, что она будет в объятиях другого! Потому что именно этим все кончится, моя добродетельная тетушка! Вы меня возненавидели с первой минуты, как увидели… и с первой же минуты вы полюбили господина Паскаля Симеони. Но если вы не хотите быть моей, Анаиса, его вы тоже не будете, пока я жив, вы не будете принадлежать никому! А так как я намереваюсь жить долго и мне будет слишком трудно находиться постоянно между вами и господином Симеони… и так как я сам слишком многим рискую в этой игре… стало быть…

Фирмен Лапрад вдруг остановился. Ему пришло некое озарение, и лицо его исказилось чудовищной радостью… от которой он едва не задохнулся.

Но – грустно говорить об этом – злые всегда менее болезненно переживают самые сильные потрясения, нежели добрые. Иначе нам не пришлось бы видеть ежедневно столько ужасных преступлений.

Фирмен Лапрад обвел комнату угрожающим, но в то же время насмешливым взором.

– Я не буду вас больше мучить, моя прелестная тетушка, – сказал он, – нет, я не буду вас мучить! Одно хорошее предостережение стоит двух! Я вовсе не желаю, чтобы меня проткнул шпагой этот охотник на негодяев! Но вы от этого ничего не выиграете, клянусь вам! Ничего не выиграете!

С этими словами он бросился к полуотворенной двери шкафа и исчез через него в коридоре, соединявшемся с другими покоями.

Глава V

О том, как господин де Лафемас хотел заполучить голову Паскаля Симеони

Лафемас был до такой степени поражен непринужденностью и свободным обращением Паскаля Симеони с кардиналом, что даже спустя несколько минут после ухода охотника на негодяев все еще стоял на том же месте, в кабинете кардинала, не в силах понять, как ему быть дальше.

Ришелье сам вызвался ему помочь.

– Не кажется ли вам, господин де Лафемас, – произнес он иронически, – что ваш протеже человек весьма странный?.. Похоже, ему нет никакого дела как до протекции, так и до покровителя.

– О, монсеньор, – пролепетал Лафемас, – уверяю вас, если бы я только мог предположить…

– Что господин Паскаль Симеони такого гордого и независимого характера, то не привели бы его ко мне? А вот и зря, сударь! Нам иногда бывает весьма приятно встретиться с такой честной и мужественной личностью. Мы вас ни в чем не упрекаем, господин де Лафемас, даже напротив. Вот только в будущем, когда вздумаете порекомендовать нам кого-нибудь на службу, прежде уточните его намерения. Ступайте.

Ничто не может быть неприятнее для негодяя как встретить человека честного! А когда к этому неудовольствию примешивается еще и досада оттого, что ты сделался невольно полезен своему смертельному врагу, можете сами себе представить, какая ярость овладевает этим негодяем!

Исаака де Лафемаса переполняли сейчас те же эмоции.

Его физиономия была до такой степени расстроена, что когда он спустился в нижний зал Люксембургского дворца, где ждал его друг, шевалье де Мирабель, то сей последний вскричал в испуге:

– Тысяча чертей! Ну и видок у тебя, однако! Что там, наверху, произошло? Неужто этот Паскаль Симеони…

– Паскаль Симеони мерзавец!

– Полноте!

– Ему вздумалось насмехаться надо мной!

– Неужели? И над господином де Ришелье, получается, тоже? Так его вот уже как четверть часа везут в Шатле? Что ж, я не расстроюсь! Уж слишком ловко он управляется со шпагой, этот сударь, а мне это не нравится.

– Через четверть часа он будет уже дома, в постели.

– Гм… Но тогда…