Говори

И больше я об этом никогда не думала.

* * *

Игорь был самым дрянным студентом журфака на свете, но по иронии судьбы этого никто не замечал. Наоборот, от него за километр веяло такой загадочностью и таинственностью, он так выразительно молчал. Молчал он все время, и только я знала, что это не признак острого ума и недюжинного интеллекта – он просто все больше и больше уходил к нам, под воду, на глубину, где давление такое высокое, что уже совсем не до разговоров: больше волнуют вопросы, как дышать, чем, да и вообще зачем это делать. Он ходил в Жениных рубашках и свитерах, рукава были ему коротки и не к месту выставляли напоказ голые запястья. Он бы и штаны Женины на себя напялил, совпади они по размеру. Это было ужасно. Со стороны казалось, что он пишет если не диссертацию, то как минимум роман.

Я читала книги по кулинарии и энциклопедии для маленьких принцесс. Потому что у меня хотя бы хватало ума признавать, что мы трое не справляемся с бытом. Стирали, только когда не оставалось ни одной пары носок. Ели не глядя то, что подворачивалось под руку, Женя не всегда при этом смотрел на срок годности. Мне казалось, если подсунуть ему вместо куска хлеба пробковую подставку под пиво, он и ее съест и не заметит. Уборка случалась тогда, когда я решала, что хлам вокруг разросся до критической отметки. У них даже в коридоре были книги! Нет, не полки книг, не тумбочки и не антресоли. Они складывали книги прямо на пол, высокими стопками, эти хрупкие конструкции возвышались, кое-как втиснувшись между начинающим вонять обувным складом и скелетами вешалок, укрытыми тем, что можно было худо-бедно назвать верхней одеждой. Бардак опять настигал меня, не через маму, так здесь. Я устраивала уборку сама, потому что боялась, что если сказать Жене о том, что нас сожрал бардак, он может совершенно серьезно предложить нам всем переехать.

Когда мне все это надоедало вконец, я снова начинала ходить на выставки старых знакомых. Пока Игорь страдал в университете, а его брат упивался сомнительным счастьем в тюрьме, получалось, что я оставалась в этой квартире одна. Мне становилось неуютно, забывались все недовольства и обиды, и казалось, что если Жени сегодня не будет рядом, когда стемнеет и наступит вечер, скорее всего, я умру. Я рассуждала уже совсем как Игорь. Это было ужасно.

Иногда я становилась совсем бабой и начинала ненавидеть их мать. В такие минуты мне почему-то начинало казаться, что это она сделала сына таким. Что если бы она его не боялась, она смогла бы его любить. И тогда он бы не был охранником в СИЗО и мы поехали бы с ним в отпуск.

5

Topos – Место

ИГОРЬ

Вечер – самое выносимое время суток. Люблю вечер, когда знаешь, что до того, как пойти спать, тебе осталось уже совсем немного, это очень бодрит и успокаивает. Не сравнить, конечно, с тем счастьем, когда ты закрываешь глаза и понимаешь, что все кончилось и сейчас уже не надо никуда идти и ничего говорить, и, как в детстве, наивно веришь в глупую мечту – что этот сон, который тебя сейчас ожидает, будет долгим, а наутро ты проснешься в другом месте, и может быть даже другим человеком. Или, на худой конец, ты не проснешься больше совсем.

Вечером мы с этой женщиной, две верные жены в гареме сумасшедшего султана, начинаем ждать Женю с работы так, как в детстве дети ждут со службы отца. Мы уже давно не соревнуемся, теперь, когда в Жениной жизни для нас появился еще один конкурент, мы почти что сплотились перед лицом опасности – в отличие от его заключенных, мы не можем постоянно для него умирать. Хотя, конечно же, мы это для него делаем.

Мы играем в его игру, всегда. Тане легче, она в привилегированном положении человека, который все еще может уйти. Только она ничего не понимает и не слышит.

Игра состоит из Жениных шуток. Он шутит а потом смотрит на то, чем кончится шутка.

– Анекдот на самом деле может быть и не смешным, главное – неожиданная концовка, – говорит мне Женя. – Не веришь, в словаре посмотри.

* * *

Как происходит игра. Сначала он делает вид, что ему интересно то, чем занимается Таня. Он начинает расспрашивать ее о друзьях, о концертах и выставках. Он цокает языком и задумывается, выразительно и загадочно. Проходит какое-то время, она успевает забыть об этом разговоре (она, а не я), и Женя между делом отмечает, что ей уже нехило так лет, о да, время же бесценная валюта, время, время и информация правят миром, тот, кто умеет или знает что-то особенное, чего не могут другие, тот и прав. Так что же тогда она так бездарно свое время теряет? Она собирается жить вечно? Если да, то не могла бы она поделиться секретом вечной жизни и с ним. Если нет, странно, что, потратив столько времени никуда, она вообще может спокойно смотреть в зеркало. «Подумай об этом», – говорит Женя.

Мне очень жаль ее. Я знаю, что будет в конце, она – нет. Я знаю, мы играем уже давно. И много.