Говори

Там, приложив к турникету бейдж, на котором напечатаны его имя и фамилия брата, он проходит в редакцию. Там, на этаже, снуют сотни людей, маневрируют меж белых общих столов и мерцающих стеклянных экранов. Игорь, журналист, человек, который боится открывать рот, для них не помеха. Они все равно снимут свои репортажи. Они подготовят лучшие эфиры. Бейджик открывает все новые и новые двери. Здесь все новости фильтруются с особой тщательностью, уже давно выходят на английском. Игорь поднимается на самый верх, туда, где совсем нет воздуха. Идет мимо радиорубок и съемочного павильона. Здесь те, кто не умеет реагировать оперативно, наполняют своими медлительными текстами единый новостной интернет-портал.

Но Игорь играет в космический корабль.

* * *

– Ты очень красивая, – говорит Игорь жене.

Она собирается, не глядя в зеркало. Дергает плечом, молчал бы лучше. Иногда лучше жевать, чем говорить, – реклама жвачки, наверное, это про него. Он сидит на кровати и неотрывно смотрит на то, как она ходит по комнате, а когда она замечает и начинает раздражаться, делает вид, что смотрел на экран. На экране новости.

…the Minister of Culture made the statement.

Она не может найти телефон.

…current quarter.

Она смотрит на Игоря так, как будто он виноват в пропаже аппарата. Потому что я так не хочу, чтобы ты уходила, что вполне мог действительно его спрятать. Она верит в подобные вещи. Как и его брат.

Она наконец находит телефон – завалившимся между стеной и спинкой кровати. Игорь тупо смотрит на экран, не отрываясь, и видит ее теперь только боковым зрением. Из-за короткой стрижки кажется, что ее шея совсем тонкая, тоньше, чем на самом деле. И шея, и лопатки, и ежик волос на затылке, – она похожа на воробья. Маленькая сердитая птица.

– Ау, дверь, – нетерпеливо говорит она.

Он оторвался от экрана – спектакль окончен – и идет закрывать дверь.

– Комендантский час! – кричит он куда-то в пустоту лестничного пролета. Так, перед тем как учитель поставит тебе в дневник двойку, ты приводишь ему последний аргумент: мою домашку и вправду съела собака, честное вам слово.

Она спускается очень быстро, но его голос успеет ее догнать, наверное. Она никогда не готовит и почти ничего не ест.

Он выключает новости. Открывает ноутбук, читает почту. Кивает пришедшему письму и сразу принимается за дело. Он набирает в строке поиска: Many-tier world, the picture of Stas Paley.

ТАНЯ

– Тридцать три несчастья. Тридцать три года справедливости, – говорю я. – Тотального везения. Мир ужасно справедлив. Просто ужасно.

– Ты злая, – смеется Инга.

Программа, которая позволяет просматривать сайты, закрытые для нашего интернета. Поисковики, мессенджеры, социальные сети – все это недоступно гражданам. Все это недоступно гражданам. Программу можно купить, платить ежемесячно. Мы хотим купить ее для нашего арт-центра. У нас есть инвесторы.

– Я хочу нормальный интернет, – говорю я.

– А больше ничего не хочешь?

– Нет. Почти ничего. Но почти все, чего я хочу, уже давно стало нелегальным.

Инга. Она с нами меньше года. Она боится.

Я ничего не боюсь. Злость может быть вечным двигателем, на котором, как на допинге, можно жить. Не как зомби – как человек-андроид. Человек-андроид, и никто не тронет.

– Что ты знаешь о справедливости? – говорит Инга.

– Я знаю о ней самое важное – значит, я знаю о ней все.

– Что же самое важное в вопросе справедливости?

– Ее здесь нет. Нигде нет. Нет и не было. Ты не замечаешь, что все катится в абсурд? Хронос начинает пожирать своих детей. Мидас тянет руки в рот, хочет потрогать язык золотыми руками. Никто не поможет ему, не спасет, пожурив и наказав ослиными ушами.

– Кто мы? Русские? На кой черт тогда говорим на английском?

– Ты что, любуешься мной?

– Да, я любуюсь, ты очень красивая в гневе.

– Потому что я злюсь не на тебя, тебе может казаться это красивым, когда я злюсь не на тебя. Но на самом деле и на тебя тоже, тупая ты курица.

Женя и я – два доисторических монстра: он ползает по глубине, открывает и закрывает пасть, я – тварь о семи хвостах, если мы всплывем на поверхность и покинем затонувшую Атлантиду, нас разорвет от давления. Никакой справедливости. День отвезти тебя к стоматологу, прикупить одежки, день ухватиться за руки, когда лифт качнется, день не бояться, что плохо кончится то, что хорошо начнется.

* * *