Гранатовый синдром

Два с половиной года назад, в ходе разведывательного рейда в одном из поселений, Иван с товарищами напоролись на засаду. Бой длился недолго, враг потерпел поражение, никто не выжил. Когда разведчики уже покидали зачищенный дом, ставшей могилой для боевиков, Иван в установившейся после битвы тишине услышал слабый стон. Возможно, это была провокация: прожженные враги использовали хитрую тактику, когда обвязывали под одеждой минами истекающую кровью женщину или старика, из жалости солдаты подходили к ним в попытке доставить в госпиталь, но вместо этого на воздух взлетали и спаситель, и жертва. Искушенные в действиях врага, ребята все равно не смогли отговорить загоревшегося товарища проверить дальнюю комнату. Окружили по периметру дом, вернее, что от него осталось, и принялись ждать. Через несколько минут Иван вышел, держа на руках женское тело в черной одежде. Ее звали Алифа, отца и братьев которой разведчики уничтожили в этом доме, сделав девушку круглой сиротой. Мать, как выяснилось позже, погибла полгода назад от бомбежки.

Иван привез Алифу в родной городок, надеясь, что она ассимилирует, но вместо этого начал изучать арабский язык, читать книги на новом для себя языке, изучать обычаи и посещать единственную в их местности, мечеть. Сам он вырос без отца, мать, — уговорить ее всегда можно было при помощи налитого до краев стакана, — была не против иноземной невестки. Сейчас, когда Иван сбивал подкованные титановыми пластинками подошвы мощных десантных ботинок, жена уже седьмой месяц носила под сердцем их первенца. Он обещал Алифе, что не пропустит первый вскрик ребенка и жил предвкушением этого момента.

— Специально для тебя, Зайцев, ученые придумали заменители всего, — усмехнулся идущий первым лейтенант, не переставая наблюдать за обстановкой. — Из сои. Молоко, шоколад, макароны, мясо и все остальное. Неужели ты не знаешь? Жри, сколько душе угодно.

— Так ведь там нигде не указано, что калорий ноль, — возразил Зайцев, смахивая ладонью капли пота с длинного носа и стараясь, чтоб не попало на новенький камуфляж. Он гордился пятицветной формой с редкими мятными пятнами, такой ни у кого не было.

— Да, что ты как баба? — сплюнул под ноги на пыльную, забытую дождем, землю Дмитрий, старательно пряча улыбку. — Калории считаешь, потолстеть боишься. Тоже мне, эталон красоты! Для кого себя бережешь?

— Что?! Да, я всю жизнь спортом занимаюсь, из зала с детства не вылезал, — начал кипятиться Зайцев, от возмущения даже замедлил шаг.

Все знали, что тема спорта для Зайцева, обладателя лучшей фигуры в разведроте, отдавалась острой болью в вечной борьбе тела с лишним весом. Он не скрывал гордости за перевоплощение из тюфяка в героя былинных сказов. Любую свободную минуту он посвящал гире, штанге, гантелям. Даже в окопе рядом всегда лежали пара кирпичей или массивных камней, чтобы на досуге «рвать бицепс». Кто был не в теме и жил лишь мыслью вернуться живым домой, мысленно крутили у виска, видя, как мелькают кирпичи, наливая силой мышцы фанатично преданного спорту солдата.

Негромко переругиваясь, команда вышла к повороту дороги, откуда открылся вид на деревянную коробку лесопилки с плоской крышей. Левый бок строения укрывала немыслимых размеров рукотворная дюна из выцветших, почти белых, опилок. Справа располагался склад давно уже невостребованных пиломатериалов. Высохшие от времени доски всех форматов стройными рядами вялились под солнцем, потеряв надежду обрести хозяев. Перелесок вдоль дороги стал редким, приземистым и потерял маскировочные свойства.

— Так, падаем и осматриваемся, — скомандовал лейтенант, и все залегли, вытащили бинокли. — Мы в прямой видимости врага.

Около часа разведчики наблюдали статичную картинку, на которой ничего не менялось, даже, казалось, птицы и те, не пролетали.

— Диафильм показывают, — с сарказмом прошептал Зайцев Ивану и убрал бинокль, ему надоело однообразное созерцание, душа требовала действия. Тот осклабился, тоже отняв прибор от глаз.

Дмитрий и лейтенант, невзирая на резь в уставших глазах, продолжали созерцать. Еще минут пятнадцать безрезультатного наблюдения за пилорамой и окружающей обстановкой не выявили ни малейшего движения. Оцепенение, словно ледяные декабрьские клещи мороза, сковало природу увядающего июльского дня.

— Заяц, зачем ты здесь? — Дмитрий бросил быстрый взгляд на скучающего товарища.

— Чтобы убивать! — немедленно отозвался тот.

— Не дури, ты не в учебке, — отреагировал Дмитрий с раздражением, всматриваясь уже в до боли изученные стены лесопилки, откуда по-прежнему не пахло жизнью.

Остальные тоже навострили уши, надеясь на оригинальное продолжение спора.

— Я больше ничего не умею, так получилось, — нехотя протянул Зайцев. — Ты пофилософствовать решил перед штурмом безжизненной деревянной палатки?