Стоило мне это произнести, как неизвестный жалобно запричитал:
— Что ж ты уехала? Разве так делают? Я поговорить с тобой собирался, а ты взяла и уехала.
— Послушайте, вы кто?
— Это Аня? — тут же испугался неизвестный.
— Да Аня я, Аня! Сам-то ты кто? — теряя терпение, взвилась я.
— Так Григорий! — заволновался звонивший. — Ты что, меня не узнала?
— Нет, конечно! Откуда? Мы с тобой по телефону никогда не разговаривали, и звонка твоего я не ждала, — раздраженно отозвалась я.
И сам ответ и тон, каким он был дан, Гришке не понравились, и он не на шутку обиделся:
— Ты ж сама мне записку с телефоном на столе оставила. Забыла?
— Почему? Помню, — остывая, миролюбиво признала я. — Оставила на всякий случай. Подумала, вдруг у тебя что стрясется, так хоть будет кому позвонить.
Гришкино ухо чутко уловило смену моего настроения, и он тут же этим воспользовался.
— Просыпаюсь, записка лежит, а тебя нет, — жалобно заскулил он. — А я и задремал-то всего на минутку. Сморило меня. Ну все, думаю, не дождалась Аня, свинтила, а я ей еще самого главного не рассказал.
— Гриш, ты о чем толкуешь? О Зинаиде? Вспомнил что интересное?
Мое предположение Гришку здорово удивило.
— Что я мог вспомнить, если ничего не знаю? — с искренним недоумением возмутился он. — Я про себя хотел посоветоваться.
Кляня себя за легкомыслие и излишнюю мягкотелость, я раздраженно вздохнула. Ну вот, сделала доброе дело! Дала свой телефон алкоголику, теперь будем расплачиваться. Он от нечего делать повадится звонить каждый день, а мне хоть номер меняй. Достанет ведь своими звонками!
— Послушай, Григорий, — сурово проговорила я. — Телефон тебе на крайний случай дан. Звонить по нему, чтобы просто потрепаться, не следует. Я человек занятой, и на пустую болтовню у меня времени нет.
— Ань, да ты что? — всполошился Гришка. — Разве ж я не понимаю? Только это не пустой звонок, мне и правда посоветоваться нужно. Приезжай, а?
— Гриша, ты в своем уме? — ласково поинтересовалась я. — Я сейчас нахожусь далеко, даже не в Вуславле. Представляешь, сколько мне до тебя ехать?
— Ань, будь человеком, приезжай. Пожалуйста! Боюсь я!
Он почти плакал, и, хотя я хорошо знала, чего стоят слезы алкоголиков, сердце у меня дрогнуло.
— Ладно, жди. Через часок буду, — сердито буркнула я.
— Ты только не обмани. Обязательно сегодня приезжай, — заныл Григорий, а потом вдруг затих и упавшим голосом прошептал: — Потом, может, уже и не свидимся. Убьют меня.
— Ну что у тебя стряслось? — спросила я с порога, стоило Григорию открыть мне дверь.
Странно, но он был почти трезв. Учитывая то количество водки, что он при мне оприходовал, это было просто удивительно.
«Наверно, водка была «паленая», — нашла я единственно разумное объяснение такому удивительному явлению, следуя за Григорием по коридору.
Едва мы вошли в комнату, как он тут же принялся жаловаться:
— Я, Ань, последнее время спать не могу. Выпью, засну и через час просыпаюсь.
— Может, пить не нужно? — внесла я конструктивное, с моей точки зрения, предложение.
Однако таковым оно казалось только мне, Григория же повергло в шок.
— Ты что? — возмутился он. — Тогда вообще не засну! Так и буду всю ночь сидеть и в угол таращиться.
Все эти доводы и рассуждения мне были не в новинку, от мамаши в юности наслушалась. Если б дело было только в лекарстве от бессонницы, тут же развернулась бы и уехала. Но я помнила его последние слова в нашем телефонном разговоре. Это его потерянное «Убьют» никак не шло из головы, и я решила набраться терпения и разобраться.
— С чего это ты так занемог? Из-за Зинаиды переживаешь?
Гришка маетно вздохнул:
— Зинку, конечно, жалко. Неплохая баба она была. Только спать я перестал, когда про окно узнал.
— Что за окно?
— В Зинкиной комнате. Понимаешь, как Зинку-то нашли да опознали, милиционеры сюда сразу и приехали. Комнату осмотрели и опечатали.
— Всегда так делают, — заметила я.
— А то я не знаю, — нетерпеливо отмахнулся он. — Только на следующий день соседка на кухне и говорит...
Гришка призадумался и затих. Подождав немного, я решила его поторопить:
— Что она сказала, Гриша?
Гришка очнулся, моргнул и потерянно пробормотал:
— У Зинки в комнате окно открыто.
— И что? Может, она сама его и открыла, а потом забыла закрыть.
Григорий выразительно постучал себя пальцем по лбу:
— Думай, что несешь! Зинка хоть и с придурью была, но по жизни лучше нас с тобой соображала. Чтоб она, из дому уходя, окно оставила открытым? Да никогда! Обнесут же вмиг. Тут ушлых малолеток знаешь сколько вокруг слоняется? У нее, конечно, брать было нечего, и это вся округа знала, но Зинка порядок понимала. Дом есть дом! Нет, не могла она окно не запереть!
Вспомнив затхлый запах в Зинкиной конуре, я неуверенно предположила:
— Может, кто из милиционеров открыл?
— Нет, — энергично замотал лохматой головой Григорий. — Они бы штору отдернули, когда открывали. А тут занавески сдвинуты.
Он заговорщицки понизил голос и, таинственно сверкая глазами, сообщил:
— А створка-то аккуратно притворена. Издали и не разглядишь, что она не на шпингалете.