Гришка согласно мотнул лохматой головой:
— Ну!
— Тебя тоже каждый знает. Вот тебе и карты в руки! Займешься частным сыском!
— Чего?!
— Про Зинку расспрашивать будешь! — рассердилась я.
— Что спрашивать?
Гришка смотрел на меня круглыми глазами, и видно было, искренне не понимал, чего я от него добиваюсь.
— Нужно подробно разузнать, что с Зинаидой происходило в день убийства. Что делала, с кем разговаривала, куда она ходила, кто к ней приходил. Мне все интересно, а твои вопросы у местного населения настороженности не вызовут. Зинка тебе не чужая была... Так что, будь уверен, расскажут все без утайки.
— Зачем тебе?
Своими мыслями и подозрениями о причине Зинкиной смерти делиться с Гришкой я не собиралась. Это могла быть папка, а могли быть и мои расспросы об Ольге Петровне, матери Ефимова. К чему голову мужику забивать? Она у него и так не больно крепкая, а от обилия информации вообще может кругом пойти, и тогда проку от Гриши не будет никакого. Поэтому я скроила скорбную мину и задушевно произнесла:
— Правду о ее гибели желаю узнать. Мы с Зинаидой подружились в прошлый раз, и она мне здорово помогла. Не хочу, чтоб ее убийца безнаказанным остался. А милиция, сам знаешь, усердствовать не станет.
Гришка согласно кивнул:
— Это точно. Зинка им как кость в горле была.
— С чего это?
— Так скандалила ж без конца, — изумился он моему непониманию. — Нрав у нее чересчур горячий был. Чуть что не по ней — сразу в драку лезла. И вот что характерно: что под руку подвернется, тем и лупит. Так заводилась, что в запале и пришибить могла. Соседи, естественно, тут же милицию вызывали, ну а милиция ее в участок...
Я задумалась. Об этой черте характера покойной мне известно не было, а ведь подобная скандальность могла кому-то и не понравиться...
— Так, может, ее кто из местных? — поделилась я с Григорием внезапно пришедшим на ум предположением. — По старой обиде? И папка здесь тогда ни при чем, а ты только зря перепугался.
— Может, и так... Зинка та еще штучка была! И покуражиться любила, и поскандалить, и туману напустить. Вот тут на днях в Москву моталась...
— Когда? — встрепенулась я.
Григорий одарил меня задумчивым взглядом и неуверенно произнес:
— Ну точно день я тебе не скажу...
— А ты вспомни! Когда это было? К примеру, после моего появления или до него?
Гришка задумался, с трудом вспоминая недавнее прошлое, и наконец изрек:
— После тебя! Точно! Ты днем приезжала и журнал с Пашкиной физиономией Зинке оставила, а вечером она ко мне вместе с тем журналом и заявилась.
Григорий сморщился и с отвращением сплюнул на пол. Я насторожилась и спросила:
— Гриша, ты чего? Что-то случилось в тот вечер?
— Да ничего не случилось! Просто она мне все настроение тогда испоганила. У нее ведь еще половина той бутылки, что ты покупала, оставалась! Могли бы посидеть, как люди, поговорить... Так нет! Вместо этого она весь вечер держала в руках тот журнал, разглядывала фотки и нудила.
— Ее расстроило, что бывшие одноклассники стали такими успешными?
— Ну! Прямо за живое ее зацепило Пашкино богатство! Заколебала она меня своими воспоминаниями да жалобами на погубленную жизнь.
— А что именно вспоминала?
— Глупости всякие. Как росли, как в школу вместе ходили... Слюни пускала. Ты пойми, я и сам не прочь юность вспомнить, только чего зря нудить? А она как завелась! И несчастная она, и невезучая! Могла бы быть такой, как Пашка... Тоже как сыр в масле кататься. У нее оснований для того побольше, чем у некоторых, имелось, а вот не пофартило... А все потому, что судьба-злодейка обошла ее...
— У меня создалось впечатление, что недолюбливала она Павла, — осторожно обронила я. — Считала, что он Степана использовал.
— Это тебе Зинка наплела? — взвился Григорий. — Плюнь и забудь! Соврала, подлая! Лучше дружбана, чем Пашка, у Степки не было. Крепко они дружили, хоть и разные были. Пашка Степку вечно за собой тащил. И в школе, и потом, когда выросли. Думаешь, почему Степан в Москву подался? Пашка уговорил! И в институт он его пристроил! Уж я-то знаю! Степка мне лично рассказывал. Степан в столицу поначалу и перебираться не хотел! Ему и здесь неплохо было. Днем на фабрике трудился, а вечерами с ребятами у ларька ошивался. Кабы не Пашка, таким, как мы все тут, стал бы! Это Пашка его на ум наставил. В столицу перетянул, к экзаменам подготовил, с нужными людьми переговорил. Иначе, считаешь, Степан поступил бы в московский институт? Да ни в жизнь! С нашими-то знаниями! Это все Пашка! Точно тебе говорю! А Зинку ты не слушай! Заполошная она была и злопамятная жутко. Оттого наболтала тебе всю эту чушь, что обида в ней кипела. Бросил нашу красавицу Пашка и в Москву укатил! И оно б все ничего, у Зинки после него много ухажеров перебывало, из-за всех не напечалишься, так, видишь, Пашка там в люди выбился! А это Зинке уже обидно! Считай, мимо носа счастье пролетело. Потому она и к Пашкиной жене прицепилась.
— А от нее ей что нужно было?