Григорий Распутин. Могилы моей не ищите

– Что не говорить, дубина!?

– Что Распутин погиб.

– Правильно.

Лысый господин в пенсне достает из шкафа полуштоф водки, наливает стопку до краев и ставит ее перед Степаном Федосеевичем:

– На, выпей.

– Благодарствуем, – отвечает Власюк, залпом опрокидывает стопку в рот и занюхивает рукавом шинели.

– Ну прощай, братец, – говорит человек, назвавшийся Пуришкевичем, и выходит из комнаты.

Степан Федосеевич остается один, водка гуляет по его организму, и он уже не может понять, был ли этот разговор сонным видением, или он произошел на самом деле.

Григорий Распутин в больнице после покушения. На фото надпись его рукой: «Что завтре? Ты наш руководитель боже сколько въ жизьни путей тернистыхъ»

Карикатура на Распутина и императорскую чету.

1916

Глава 5

Алеша всегда ненавидел принимать грязевые ванны.

Со временем эта ненависть у него переросла в хроническое раздражение при виде печального, словно бы кем-то обиженного господина с вислыми усами, который всем своим унылым обличием навевал тоску от предстоящей процедуры. Господина звали Матвеем Тимофеевичем Шевкоплясом, и был он смотрителем грязелечебного курорта Саки, что находился под Евпаторией.

Сначала в Ливадию, а потом и в Царское Село Матвей Тимофеевич привозил бочки с целебной, как он уверял, грязью, которую рабочие заливали в чугунную ванну, специально установленную в личных покоях императрицы.

Еще гуляя в парке, Алеша улавливал тошнотворный дух сероводорода, клубы которого разносились по всей округе. Начинал морщиться, томиться, даже и боясь подумать о том, что же происходит в самом дворце, если тут, на улице, болотный дух был совершенно невыносим. Но маменька хранила полную свою непреклонность, усматривая лечение сына подобным образом полезным и, следовательно, необходимым.

Мальчика раздевали, заворачивали в простыню и погружали в ванну, подложив предварительно под спину высокую подушку. Затем высвобождали ноги и руки Алеши и густо смазывали их черным пахучим сапропелем, что у Александры Федоровны и доктора Боткина, присутствовавших при процедуре, вызывало улыбку: «Чистый Алешенька наш – фараон, Навуходоносор Вавилонский», – звучало нечто подобное вполголоса, при этом взрослые удовлетворенно покачивали головами, сдержанно комментировали происходящее, наклонялись к юному пациенту, чтобы разглядеть его бледное, замученное лицо, окруженное пузырящимися клоками лечебной грязи.

Подушка постепенно уходила на дно болота, и Алеша чувствовал, что погружается вместе с ней. Однако с удивлением он ловил себя на том, что сейчас может утонуть в ванной в этой грязи, надышавшись болотным смрадом, порой приносящим галлюцинации и головокружение, но ему совсем не было страшно. Даже любопытно, что будет потом, после того как густые, теплые слои сапропеля сомкнутся над ним, и он не сможет больше дышать.

Императрица Александра Федоровна с сыном Алексеем.

Фото из архива Анны Вырубовой. Около 1908–1909

Однако тут же мальчика приподнимали, поправляли уже полностью окаменевшую от грязи подушку, протирали ему лицо влажным полотенцем и оставляли его на лбу, чтобы у Алеши не разболелась голова.

Однажды за подобным мероприятием наследника цесаревича застал Григорий Ефимович, прибывший в Царское Село по настоятельной просьбе Александры Федоровны.

В процедурную он вошел почти беззвучно, поклонился царице, перекрестил Алешу и встал перед ним на колени. Положил ладони свои на край ванной, уперся в них лбом, как это принято делать, когда молишься у раки с мощами угодника Божия, и зашевелил губами.

Императрица услышала:

– Христос ступил на трость,

трость сломилась: кровь остановилась.

Цветы расцветают,

кровь остановляют.

Аминь…

При каждом новом повторении заговора голос Григория Ефимовича становился все громче и звонче, крепче и настойчивее, превращая молитву в команду, а просьбу в требование. Когда же наконец Распутин перешел на крик, то он вскочил с пола, наклонился к ванной, в которой лежал Алеша, стал вычерпывать из нее грязь и намазывать ее себе на лицо и волосы. Говорить ему становилось все труднее, он плевался, был вынужден глотать куски сапропеля, но продолжал обмазывать себя. Когда же наконец он зашелся в крике окончательно, и «Аминь» у него вышло просто как истеричное и протяжное «а-а-а-а-а-а-м», Григорий Ефимович резко замолчал, достал завернутого в перемазанную простыню мальчика и аккуратно переложил его на стоявшую тут же рядом кровать.

– Ничего не бойся, Алешенька, Христос с тобой, – проговорил Распутин тихо и ласково.

А потом он принялся счищать со своего лица и головы грязь и бросать ее ошметки на пол.

Рассмеялся при этом.

И Алеша тоже стал смеяться и бросать черные куски сапропеля на белоснежный кафельный пол процедурной.

Кто дальше?

Кто точней?