Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель

– Подожди. Послушай. Нет, я не позволю тебе уйти просто так. Ты должна меня выслушать. Это по-честному.

– Не понимаю, что…

– Если ты предпочтешь подождать, пока слегка не успокоишься, я отпущу тебя. Но я должен снова увидеть тебя.

– Нет! – выдохнула я, пытаясь оттолкнуть его.

– Что мне делать? Встать на колени?

– Адам, я пытаюсь объяснить…

– Боже мой, – воскликнул он, – что я сделал такого, что ты так возненавидела меня?

– Нет, ничего подобного! Я же сказала.

– Тогда останься на минуту и послушай. Аннабель, ну не надо, не плачь. Все хорошо. Просто позволь мне… останься еще на одну минуту и позволь мне сказать тебе… Ты говоришь – для тебя все кончено, ты не любишь меня. Хорошо, я принимаю это. Не волнуйся, я принимаю это. Праведные небеса, а как мог я рассчитывать на что-нибудь иное? Но не думаешь же ты, что я просто тихо удалюсь в Уэст-лодж и не стану ничего предпринимать, правда?

Вдалеке, за кедром, заухала сова.

– Ничего не предпринимать насчет чего? – дрожащим голосом спросила я.

– Насчет того, чтобы снова увидеть тебя. – Он держал меня за плечи обеими руками, чуть-чуть отстранив от себя. – Понимаешь, – произнес он, – есть еще одно обстоятельство, которое мы не обговорили. Для меня ничего не закончилось.

Я так и застыла. Наверное, Адам уловил это, потому что торопливо продолжал:

– Нет, все в порядке, я же сказал, что смиряюсь с фактом, что ты хочешь забыть прошлое. Но у нас остается будущее, моя радость, и ты говоришь, у тебя нет никого другого. Не можешь же ты ждать, что я тихо-мирно отойду в сторонку и постою – теперь, когда ты вернулась домой. – Внезапно он улыбнулся, и голос его впервые за все время зазвучал тепло и мягко. – И я ведь задолжал тебе, правда? Теперь мой долг – ухаживать за тобой. Никаких больше тайных романов, любовь моя! Ни записок, украдкой сунутых в старое дерево, увитое плющом, ни распроклятых встреч под холодной луной в промозглой беседке, где с рододендронов льется вода, а ты причитаешь, что у тебя в волосах запутается летучая мышь! – Он легонько встряхнул меня, улыбка его стала шире. – Нет, на сей раз я стану ухаживать за тобой как положено, при свете дня, согласно всем книгам. А начну, пожалуй, с визита к твоему дедушке…

– Нет!

На сей раз он, наверное, почувствовал приступ неподдельной паники, что охватила меня, заставив окоченеть у него в руках. Об этом-то я и не подумала. Я пришла встретиться с Адамом Форрестом сегодня без какой-либо ясной идеи, что сказать, зная лишь одно: надо любой ценой скрыть от Кона роман восьмилетней давности. Восемь лет – долгий срок, и мне ни на миг не приходило в голову, что страсть могла не угаснуть до конца, что она все еще тлеет, готовая в любой момент вспыхнуть снова опасным пламенем. Мне так ясна была моя роль – в конце-то концов, всего лишь сказать Адаму Форресту чистую правду, что он безразличен мне, что прошлое умерло и похоронено и я хочу, чтобы так оставалось и впредь.

А потом, после окончания разговора – дружеское, вежливое прощание давно расставшихся возлюбленных… Я надеялась – более того, твердо знала, – с этой стороны подвоха ждать нечего. И вот вам пожалуйста – после стольких дней гладкого, неправдоподобно легкого притворства опасность грянула именно отсюда, откуда я ее меньше всего ожидала.

Я отчаянно попыталась собраться с мыслями. Но единственное, что было совершенно ясно: Кон не должен ничего знать. Перед мысленным взором у меня внезапно с резкой отчетливостью возникло его лицо, глядящее на меня на тропе перед заливным лугом… а позади – настороженные тускло-карие глаза Лизы.

– Пожалуйста, – запинаясь, пролепетала я, – не надо. Не надо приезжать в Уайтскар. Обещай мне, что не станешь приезжать в Уайтскар!

– Милая, ну хорошо. – Когда я заговорила, он выпустил мои руки и теперь во все глаза смотрел на меня. Улыбка погасла, меж бровей пролегла глубокая борозда. – Как хочешь. Видит Бог, я и не думал тебя дразнить. Я пообещаю все, что ты только потребуешь, кроме одного – не пытаться снова увидеться с тобой. Ты не можешь попросить меня тихо убраться восвояси и ничего не предпринимать, зная, что ты рядом, в Уайтскаре. Во-первых, нам волей-неволей придется встречаться, а я, – снова проблеск улыбки, – вынужден буду позаботиться, чтобы это случалось как можно чаще. Но не волнуйся. По-моему, я понимаю твои чувства и уважаю их… только не лишай меня возможности попытаться изменить их – теперь, когда мы оба свободны.

– Свободны? – На меня снова налетел вихрь видений: Кон, Лиза, дедушка, Жюли… Я горько спросила: – Кто это из нас свободен?

– Милая…

Сама его тихая настойчивость просто пугала. Какое-то странное чувство, наверное приступ паники, вдруг завладело мной и прорвалось наружу словами, которые я вовсе не собиралась говорить.