И вот теперь едет Великий князь Московский с малой дружиной в лесную глушь. Тяжкая беда нависла над землей русской, тяжкую долю взял на себя Дмитрий. Долю быть в главе не только княжества Московского, но всей Руси Великой.
Уже засветила над головами вечерняя звезда, побежала, следуя за путниками над вершинами елей. когда расступился лес, и вышли они к высокому частоколу на пригорке.
– Вот она и есть обитель Сергиева, – молвил Еремей. – Теперь бы достучаться нам.
Ворота в частоколе были затворены, ни звука, ни огня. Долго стучал Понкрат по гулким бревнам, пока не откинулось оконце в воротах.
– Чего надобно?
– Князь Великий Московский Дмитрий Иванович со дружиной к отцу Сергию.
– Никого пущать не велено.
– Да ты что буровишь-то, дурья башка? – расвирепел Ерошка. – Сам князь Великий своим ходом к вам пожаловал, а ты – пущать не велено! отворяй ворота, не то разнесем по бревнышку.
– Сам дурень, – ответило окошко, – того не знаешь, что это Богом спасаемая обитель. И служим мы не князю вашему, а Господу Богу да отцу нашему Сергию. Ладно, дожидайтесь, пойду доложу Отцу нашему.
Снова потянулось время, звезды густо высыпали на темнеющее небо, когда загремел засов, и ворота отворились.
– Преподобный велел впустить да приветить князя. – Инок был высок, и даже тьма не могла скрыть его могучие плечи под черной рясой. – Велел в баню проводить, чтобы смыл князь тяготы мирские с тела и души. Завтра, князь, примет тебя Сергий. А ныне молится он Богу и вам очиститься велел.
– Как звать-то тебя, человек Божий, – подал голос Дмитрий.
– Александром Пересветом звали меня в миру. Пересветом кличут и в обители. А ты, князь, зла не держи да дружинников своих уйми. Чай, не на пиру они княжеском, а в обители Божьей. Языки свои пусть попридержат.
Баня монастырская была истоплена, будто ждали князя. "А может быть, и в самом деле , ждали?" – подумалось Дмитрию. Ой, не прост старец Сергий, ой, не прост.
Чернецы, неслышно и невидно двигаясь в темноте, отвели расседланных коней, задали им корма, принесли распаренным дружинникам блюда с монастырскими пирогами, горячими, только из печи. Потом проводили князя в келью. И только опустившись на жесткое ложе, почувствовал Дмитрий, как устало все тело после долгого дня в седле, как натянуто дрожала каждая в нем жилка. Чернец Дмитрий прилег, и ложе под ним закачалось в такт лошадиному ходу. Цок-цок, цок-цок, цок… цок… Дверь кельи отворилась, и вошел Сергий. Он подошел, и Дмитрий увидел, что это не Сергий, а Алексий. Он ласково улыбнулся и погладил Дмитрия по голове.
– Ну, что, истомился, отрок? И телом, и душою истомился. Взял на себя ношу тяжелую, так неси ее, не перекладывай на других и с со своих плеч не сбрасывай. Пора тебе, отрок, от игрищ отроческих отвернуться, пора тебе становиться Великим князем.
– Отче, я дано уже не отрок, у меня шестеро детей растут…
– Это тебе твои бояре да воеводы говорят. Отрок ты, Дмитрий, и пора тебе князем Великим становиться. Пойдем со мной, я покажу тебе…
Дмитрий рванулся за уходящим наставником, но вязко приросли ноги, путами сковались руки.
– Погоди, отче, не уходи… не оставляй меня, отче…
– Пора тебе, отрок, Великим князем становиться… пора тебе, отрок Великим князем становиться… – гулко отдавалось под сводами кельи, таял, удаляясь, образ Алексия, – ПОРА ТЕБЕ, ОТРОК, ВЕЛИКИМ КНЯЗЕМ СТАНОВИТЬСЯ!
Дмитрий проснулся, озираясь, пытаясь понять, где он, что с ним… В малое оконце сочился ранний утренний свет. В дверь кельи настойчиво стучали, и звонил, бухал монастырский колокол.
– Подымайся, князь, ждет тебя Преподобный.
Вчерашний знакомец Пересвет вел Дмитрия через широкий двор, окруженный широко разбежавшимися рублеными кельями. Утро только занималось, но обитель уже была полна движением, сновали взад и вперед чернецы.
– Гляжу я на тебя, Пересвет, не похож ты на других монахов обители.
– Ан, прав ты, князь. Из Брянских бояр я родом, второй год как я в обители, а в этом году произведен в иеромонахи. И с тобой, князь, имел я встречу тому три года, да ты меня, знать, не заметил.
Полутемная келья Сергия не отличалась от других. Простое жесткое ложе, грубый стол с двумя лавками да киот в углу с лампадой перед темной иконой.
– Славен будь, святой отец, – перекрестившись в угол и поклонившись, – произнес Дмитрий.
– Не называй меня так, князь, – услышал он голос из полутьмы, – простой инок я, Богу молюсь, грехи людские замаливаю.
Они сидели друг против друга в тишине, седой старец в клобуке и черном одеянии и Великий князь Московский в белой холщевой рубахе.
– С чем пожаловал, князь? – наконец прервал молчание Сергий.