– Тульпанами они зовутся, цветок степной, полуденный. По весне горит степь ими, а вот отцветут они скоро, солнце запалит нещадно, и степь вся пожухнет, пожелтеет. Насмотрись на красу эту, уже скоро в Сарай-город приедем.
Оживляется доселе безлюдная степь. Проскакала поодаль стайка всадников в островерхих шапках, а навстречу медленным торжественным шагом движется караван диковинных зверей, ростом с журавля колодезного, на спине горбы, а промеж горбов человек сидит! И как не боится? Митя рот разинул: вот уж диво дивное!
– Это, Митя, верблюд, зверь степной, очень к степям безводным привычный. Да ты не бойся, они приручены людям служить, даром что видом страшны.
К полудню доехали до Сарая Берке града. Вот уж град дивный! Градом зовется, а стенами не огорожен, ворот градских нет. А велик-то! Посреди степи ровной стоит, а глазом не окинешь, до самого окоема простерся. А людей в нем! Ну, как муравьев в муравейнике. Снуют, горланят, как сороки поутру. По-татарски больше, Митя татарскую молвь различать научился, а еще другие языки непонятные слышатся. Сначала ехали через пригород, где шатры поставлены дрянные, абы как, тесно, и овцы, и козы, и люди толкутся. Потом пошли шатры богатые, круглые, как валуны. Алексий пояснил, что они
Две недели ожидали приема у хана Великого Ордынского. Накануне вечером Алексий пришел озабоченный, долго о чем-то совещался с Твороговым, призвал к себе Митю.
– Завтра поутру, князь, к самому хану Джаныбеку допущены будем. Помни все, чему я тебя учил. День завтра особый. Завтра хан решать будет, кому ярлык на княжение Великое отдавать.
Дворец Великого Ордынского хана каменный, золотом и камнями драгоценными отделан, перед входом – стража с бердышами двумя рядами стоит, и промеж них идти надобно. Потом по ступеням многим подниматься. Дверь тяжелую, изукрашенную резьбой, стражники отворили. А там! Митя столбом стал. “Кланяйся низко!” – зашептал ему Алексий. – По сторонам не гляди”.
Хан сидел на высоком троне, а по обеим сторонам, низко опустив головы, стояли знатные мурзы в шелковых халатах и цветных чалмах.
– Великий Хан, – не доходя десяти шагов и снова низко поклонившись, по-татарски произнес Алексий. – Твой верный подданный князь Московский Дмитрий приехал к тебе, чтобы выразить смирение и почтение. – Кланяйся! – по-русски шепнул он Мите.
– Здравствуй, Лекси-ходжа, имам урусский! – перебил его хан. – Кто это князь Московский? Этот мальчик? Он совсем маленький, как он может управлять княжеством?
– Не суди по возрасту, Великий хан, суди по уму. Ты спроси его что-нибудь, например, про твоего предка, Великого хана Чингиза, он по-татарски знает, а тогда суди.
– Ну, Димитри, расскажи мне про Великого Чингиз хана.
– Великий хан Чингиз, хан всех монголов, покорил половину мира, – как заученный урок, бойко затараторил Митя. – Его внук Джучи стал властителем Золотого улуса, и тебе, Великий хан, мы присягаем в верности.
– Ай, молодец! – жирно захохотал Джаныбек. – Только как я дам ярлык в руки маленького мальчика? Он не сможет собирать дань с урусских земель. Что мне тогда делать? Посылать войско?
– Великий хан, у князя Московского Дмитрия есть хорошие слуги и советчики. Ты знаешь, что Москва всегда исправно платила дань Золотой Орде, будет платить и далее. Москва твердо свое слово держит. На том стоим!
– Ладно, Лекси-ходжа, я буду советоваться с моими беками. Приходи через одну луну.
– Мудрость твоя велика, Великий хан. А как поживает Великая ханша Тайдула? Я привез для нее подарок – меха собольи, но слышал, что она болеет.
– Да Лекси-ходжа, сильно болеет моя старшая жена, совсем ослепла, и никакие лекари не могу ей помочь.
– Позволь, Великий хан, мне осмотреть ее.
– Что ты, Лекси-ходжа, я собрал лучших лекарей, из Самарканда, из Бухары, из Гюлистана, но никто не может ее вылечить. Но если ты хочешь… Я помню, как ты лечил мою мать. Эй, стража, проводите его к Великой ханше.