Груз

То, что вторые невозможны без первых, подмечено давно. Бывший террорист, участник покушения на Александра III Михаил Новорусский писал за много лет до февральского переворота (М. В. Новорусский. Из размышлений в Шлиссельбурге // Минувшие годы, № 3, 1908):

«Строить баррикады и устилать улицы своими трупами было всегда привилегией четвертого сословия [т. е. простолюдинов] всех народов. Этот наружный факт еще ничего не говорит о внутренних пружинах. И когда речь идет о революционных организациях, ни богатство духа, ни избыток героизма не могут сделать их деятельными, если иссякли питавшие их денежные ресурсы»

. Народоволец Новорусский был знаком с вопросом не понаслышке. Денежными ресурсами февральскую «стихию» могла обеспечить, и обеспечила, российская крупная буржуазия.

Четырнадцатое февраля 1917 года А. Ф. Керенский произносит с думской трибуны: «Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало». В каком парламенте воюющей страны было возможно такое? Газеты радостно подхватывали подобные слова – журналисты и тогда были не умнее, – эти слова читали в окопах с очевидными последствиями для боевого духа армии. Вряд ли подобные речи были случайны, они готовили страну кдворцовому перевороту. Во время войны!

Враги царя спешили еще и потому, что хотели опередить указ об «ответственном правительстве». Но разве не об этом так давно и страстно грезила вся либеральная Россия? Только вот беда: одно дело получить желаемое из снисходительных царских рук и другое – добиться своего как победители монархии! Документ уже был подписан императором и лежал в столе у недавно (20 декабря 1916 года) назначенного министра юстиции Н. А. Добровольского (К. И. Глобачёв. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. – М., 2009). Обнародовать указ собирались на Пасху, 2 апреля. Хотел ли император, чтобы его уступка оппозиции выглядела примирительным подарком к светлому празднику, пасхальным яичком, а значит – и чуть менее уступкой вообще? До Пасхи никто не должен был знать об указе, но сохранить тайну, похоже, не удалось. В число просчетов, приведших к катастрофе, входит и эта попытка совместить важнейшее решение с праздником.

В стане сторонников переворота утвердилось согласие: устранение царя надо ускорить. Каким способом? Тем, которым устранили Павла Первого? Или, как планировал ответственный за силовую часть заговора ромистр Д. В. Коссиковский: захватив царский поезд силами боевой группы идейных офицеров на глухом перегоне (после боя с казаками охраны!) и заставив царя отречься? То есть предстать перед страной узурпаторами, террористами, а то и цареубийцами? Нет, отстранить нелюбимого царя можно только с опорой на требование народа. А значит, надо вывести народ на улицы. Как это обеспечить, подсказывала память о 1905 годе.

Те, кто не верят ни в заговоры, ни в народные стихии, а верят в мистическую подоплеку событий, вспоминают, как Распутин предупреждал (якобы) царя: «Ты царствуешь, пока я жив». За две недели до нового, 1917 г. бедовый «старец» был убит. И довольно скоро, в феврале, возникла пауза в подвозе провианта в Петроград. Паузу намеренно удлинил вероятный участник заговора, управляющий делами Особого совещания по продовольствию Н. А. Гаврилов. Историк, автор исполинского (90,5 авт. л.) исследования «Красная смута» В. П. Булдаков на основании документов Госархива РФ (Ф. 5881, оп. 2, д. 110, л. 2) приходит к ошеломляющему (хотя для людей 1917 года достаточно очевидному) выводу: «Монархию свалили снежные заносы на железных дорогах, поставившие под угрозу продовольственное снабжение столицы – вопреки тому, что не столь далеко от столицы, на станции Бологое, скопилось громадное количество продовольствия». В «хвостах» у булочных какие-то люди начали уверять, что правительственный аппарат «в доле» со спекулянтами, распускать другие панические слухи.