Груз

Просто слухов для открытого бунта было бы, вероятно, недостаточно, если бы не хорошо подготовленная атмосфера всеобщего недовольства властью. Февральскому перевороту предшествовали долгие годы антиправительственной пропаганды. Американский исследователь Майкл С. Меланкон провел контент– анализ ста русских газет за 1910–1914 гг., обнаружив удивительное единодушие взглядов: все сто, включая праворадикальные органы, критически относилась к политике правительства и лично к царю. Война не заставила газетчиков сбавить тон. Пресса настойчиво создавала образ внутреннего врага в лице императорской четы, правительства, «камарильи» и «темных сил». В разгар войны якобы умеренная газета позволяет себе фельетон, где положение в России сравнивается с положением пассажиров автомобиля, ведомого безумным водителем по узкой дороге над пропастью, когда всякая попытка овладеть рулем кончится общей гибелью. Поэтому сведение счетов с шофером (то есть с императором!) откладывается «до того вожделенного времени, когда минует опасность»

(Русские ведомости

, 27 сентября 1915). Писал это не мелкий щелкопер, а депутат Государственной Думы Василий Маклаков, которого другая газета, орган либералов-прогрессистов «Утро России», перед этим выдвинула в министры юстиции некоего альтернативного кабинета (тоже неслабо во время войны!). Подобный настрой прессы стал важным фактором подготовки волнений и переворота.

Есть поразительное свидетельство о том, что Февральская революция начиналась как хорошо организованный «флешмоб» (тогда и понятия такого не было). Петроградский градоначальник генерал А. П. Балк вспоминает (Гибель царского Петрограда // Русское прошлое. – Л., 1991. № 1) события в «международный день работниц» (23 февраля – это 8 марта по новому стилю), когда в Петрограде была организована демонстрация женщин (рабочие с Выборгской стороны подтянулись позже). Движение по Литейному и Невскому, пишет генерал, «необычное – умышленное. В публике много дам. Густая толпа медленно и спокойно двигалась по тротуарам, оживленно разговаривала, смеялась, и часам к двум стали слышны заунывные подавленные голоса: „Хлеба, хлеба“. И так продолжалось весь день всюду. Причем лица оживленные, веселые и, по-видимому, довольные остроумной, как им казалось, выдумкой протеста. Голода не было. Достать можно было все. Вопрос о наступающем голоде был раздут самой же публикой, к сожалению, не без участия интеллигенции. Было приятное занятие ставить полицию в глупое и смешное положение. И таким образом многие, вполне лояльные люди, а в особенности молодежь, бессознательно подготовляли кровавые события, разыгравшиеся в последующие дни».

Перенесись наш современник в Петроград 20-х чисел февраля 1917 года, он без труда опознал бы в происходившем «цветную революцию». Большинство ее составляющих были налицо: намеренно распускаемые панические слухи, огромные толпы на улицах, агитаторы, провокаторы, нападения на полицию, пылкий энтузиазм либеральной и левой интеллигенции (завтра те и другие станут жертвами событий, о которых так страстно грезят сегодня). Руководство ряда крупных оборонных (!) предприятий Петрограда вдруг объявляет их временную остановку («локаут»). Сто тысяч не занятых у станка рабочих отправляются «бузить», как это тогда называлось, на улицы. Удивляться нечего: начальником крупнейшего из остановленных заводов, Путиловского, был один из заговорщиков генерал А. А. Маниковский. Начинают бастовать – но уже по инициативе снизу – другие предприятия. У загадочных благотворительных фондов находятся деньги для выдачи вознаграждений активным участникам демонстраций.

Совсем не случайно после первого дня беспорядков не была принята мера, очевидная для любого из нижних чинов, но кто-то ее запретил. Саперы должны были взорвать лёд на Неве и Обводном канале, чтобы нельзя было перейти по льду в сторону центра города, где кипела основная буча, а на мостах следовало разместить вооружённые заслоны. Этим от мест массовых беспорядков отсекались бы не столько путиловцы и обуховцы, своего рода рабочая аристократия, сколько Выборгская сторона с её менее оплачиваемым рабочим классом.