Груз

Румыния же, потерпев тяжелые поражения, пошла сперва на перемирие (на неделю опередив в этом большевистскую Россию), а 7 мая 1918 года заключила (но уже позже большевиков) сепаратный мир с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией. Она не приняла на себя обязательство воевать на их стороне и убедила Четверной союз не выступать против своего возможного объединения с Бессарабией. Румынские доводы были таковы: Российская империя перестала быть империей, она разваливается, Украина объявила себя независимой, Бессарабская губерния превратилась в дальний эксклав, отрезанный ломоть России, почти половина (47,6 % перед войной) жителей губернии – родственные румынам молдаване, как их не присоединить?

(Забегая вперед. Шесть месяцев спустя, 10 ноября 1918 года Румыния вновь объявила Четверному союзу войну. И хотя Первая мировая кончилась на следующий день в 11 утра, Румыния формально оказалась в рядах победителей и едва ли не вдвое увеличила свою территорию, приобретя по Версальскому договору Трансильванию и Южную Добруджу. А до того, явочным порядком, вышеупомянутую Бессарабию.)

Весна 1918 года – время последних надежд Четверного союза на победу. Незадолго до этого успехом для германо-австрийских войск закончилась битва при Капоретто, одна из крупнейших в войне (описана Хемингуэем в романе «Прощай, оружие»). За ней последовали еще более приятные для немцев события: большевистский переворот, перемирие с большевиками (15 декабря 1917-го), а главное – Брестский мир (3 марта 1918-го), по которому Германия получила, во– первых, доступ к таким видам продовольствия, о существовании которых давно забыла (зиму 1916–1917 в Германии назвали «брюквенной» не ради красного словца, а потому что брюква на несколько месяцев стала основным продуктом питания большинства), а во-вторых, смогла начать переброску значительной группировки с русского фронта на западный.

Англия, Франция и Италия, считая, что власть в России захватила прогерманская партия (а все говорило о том), приняли решение тем не менее сохранить контакт с новой властью в надежде удержать ее от полнообъемного военного союза с Германией. Их опасения понятны. Отправка на западный фронт, в дополнение к высвободившимся немецким и австро-венгерским, еще и миллиона русских солдат могла означать только одно: гарантированное поражение западных держав. Могли большевики пойти на такую аферу и придумать ей идеологическое обоснование? Гибкость мышления Ленина и его товарищей, особенно в безвыходном положении, заставляет ответить: да, могли, история войн знала кульбиты и покруче. Но такое предложение вряд ли прозвучало, ведь в этом случае Германии и Австро-Венгрии пришлось бы отказаться от мысли об аппетитных кусках Российской империи. Весной 1918 г. они не устояли перед таким соблазном, а чтобы закрепиться на чужих землях, расположили на них свыше 50 дивизий, позарез нужных на западе. Этим они отняли у себя последний шанс уцелеть в мировой войне. Большевики же удовлетворились главным на тот момент для себя: удержанием власти, отложив все прочее на потом.

Самой тяжкой статьей договора, подписанного в Бресте от имени России (без попытки обсуждения!) второстепенным Г. Я. Сокольниковым, была третья: «Области, лежащие к западу от установленной договаривающимися сторонами линии [в литературе ее называют „линией Гофмана“. – А.Г.] и принадлежавшие раньше России, не будут более находиться под ее верховной властью»

. Остальные статьи также содержали достаточно яркие положения: демобилизовать армию и разоружить флот, признать Украину (в еще неясных границах!) независимым государством, вывести русские войска с территории Османской империи и передать ей Ардаган, Батум и Карс. Кроме того, большевики обязывались прекратить свою агитацию в странах Четверного союза.

К западу от «линии Гофмана» лежали ранее оккупированные немцами польские губернии Российской империи, запад Белоруссии (его поляки также считали своим), Курляндская губерния, Литва, части Эстляндской и Лифляндской губерний. Немецкая сторона не объявляла об аннексии этих «областей», но, как показали ее дальнейшие действия, самонадеянно планировала это. Названные земли воспринимались в России как национальные окраины, а Украина с Белоруссией – как бесспорные части метрополии и исторической Руси. Но было ясно, что Германия нацелена прежде всего на Украину, видя в ней гарантию своей продовольственной безопасности.